Один из нас лжет - Карен М. Макманус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А глаза у него на лоб полезли вот так? – спрашивает Лукас, корча рожу. Ему двенадцать, и смерть Саймона для него значит не больше, чем кровь в видеоиграх.
Бабуля протягивает руку и шлепает Лукаса по ладони. Рост у нее пять футов и голова вся в кудряшках, но она не шутит.
– Закрой рот и помолчи, если не можешь говорить об этом несчастном уважительно.
Бабуля живет с нами с тех пор, как мы переехали из Миссисипи пять лет назад. Меня удивило, что она согласилась: дедушка давно умер, но у нее было много подруг и клубов, занимавших ее время. Сейчас, когда мы немного обжились, до меня дошло: наш простой дом колониальной архитектуры стоит втрое дороже нашего дома в Миссисипи, и без бабулиных денег мы бы его не потянули. Но в Бэйвью можно играть в бейсбол круглый год, и здесь одна из лучших школьных программ в стране. Папа надеется, что в какой-то момент я оправдаю и огромную ипотеку, и работу, которую он терпеть не может.
Все может быть. Мой фастбол прибавил за лето пять миль в час, и я оказался четвертым в прогнозе «И-Эс-Пи-Эн» на июньский набор в главную лигу следующего года. Многие колледжи меня тоже заметили и не будут против иметь меня в числе студентов. Но бейсбол – это не футбол и не баскетбол. Если человек может пойти в малую лигу прямо из школы, обычно он так и делает.
Папа тычет в мою сторону острием ножа.
– У тебя в субботу показательная игра. Не забудь.
Будто я могу забыть. Расписание игр развешано по всему дому.
– Кевин, может быть, один уик-энд можно пропустить? – вкрадчиво, но без особой надежды спрашивает мама. Она знает, что это заранее проигранная битва.
– Самое лучшее, что может сделать Куперстаун, – это продолжать жить обычной жизнью, – говорит отец. – Откладывание на потом не вернет к жизни бедного мальчика, упокой господь его душу.
Маленькие светлые глаза бабули обращаются ко мне.
– Надеюсь, ты понимаешь, Купер, что никто из вас не сделал Саймону ничего плохого. Полиция просто должна расставить все точки над i.
А я вот не знаю. Сержант Будапешт расспрашивал меня о пропавших «ЭпиПенах» и о том, сколько времени я пробыл в медпункте. Будто бы считает, что я мог что-то с ними сделать до появления мисс Грейсон. Но вслух он этого не сказал. Если он думает, что Саймону кто-то что-то подмешал, то не понимаю, почему он не подозревает Нейта. Если бы меня спросили – но ведь не спрашивают, – я бы поинтересовался, откуда Нейт вообще знает про «ЭпиПены».
Только мы убрали со стола, как позвонили в дверь, и Лукас опрометью бросился к порогу.
– Я открою! – Через несколько секунд он снова закричал: – Это Кили!
Бабуля с некоторым трудом встает, опираясь на набалдашник трости в виде черепа (трость выбирал Лукас, когда бабуля поняла, что без палки больше ходить не может).
– Я думала, у тебя нет на сегодня планов, – говорит она.
– Так ведь и не было, – бурчу я себе под нос, когда Кили с улыбкой заходит на кухню и крепко меня обнимает.
– Как ты? – шепчет она мне на ухо, мягкими губами касаясь щеки. – Я весь день о тебе думаю.
– Нормально, – отвечаю я.
Она отстраняется и, сунув руку в карман и улыбаясь, достает целлофановый пакет. «Ред вайнз» – определенно не подходящие моему режиму питания, но мои самые любимые в мире конфеты. Эта девушка меня понимает. И мои родители, которым нужна еще пара минут вежливого разговора перед тем, как они уедут на свой боулинг, – тоже.
У меня мелодично звякает телефон, и я вытаскиваю его из кармана.
Привет, красавчик.
Я опускаю голову, чтобы скрыть неожиданно растянувшую губы улыбку и отвечаю:
Привет.
Увидимся сегодня?
Не получится. Позвоню потом?
О’кей, буду скучать.
Кили общается с мамой, ее глаза светятся интересом – неподдельным. Кили не просто красавица. Бабуля про нее говорит: «чистый сахар». По-настоящему милая девушка. Любой парень из «Бэйвью» хотел бы быть на моем месте.
И я тоже.
Четверг, 27 сентября, 19.30
До прихода Джейка мне надо было сделать уроки, но вместо этого я сижу перед зеркалом в спальне, ощупывая пальцами линию роста волос. Я трогаю нежную кожу левого виска и чувствую, как вылезают огромные жуткие прыщи – это со мной случается каждые два-три месяца. Как только появляется первый, я понимаю, что все видят только их и больше ничего.
Какое-то время мне приходится носить волосы распущенными, что нравится Джейку. Волосы – это единственное во мне, в чем я всегда уверена на сто процентов. На прошлой неделе я была с подругами в «Гленнз-дайнер» и сидела рядом с Кили напротив большого зеркала. Кили протянула руку, погладила меня по волосам, улыбаясь нашим отражениям. «Поменяемся? – спросила она. – Всего на недельку».
Я улыбнулась, но пожалела, что не сижу напротив. Терпеть не могу видеть себя рядом с Кили. Она невероятно красива: загорелая кожа, длинные ресницы, губы Анджелины Джоли. Она главная героиня фильма, а я – типичная лучшая подруга, чье имя зритель забывает раньше, чем пойдут титры.
Звонят в дверь, но я знаю, что Джейк сразу не поднимется наверх. Мама оккупирует его минимум на десять минут. Она хочет знать все малейшие подробности дела Саймона и сегодня готова была всю ночь обсуждать встречу с сержантом Будапештом, вот только я не согласилась.
Я делю волосы надвое и по каждой половине прохожусь щеткой. Но мыслями все время возвращаюсь к Саймону. Он с самого первого года все время маячил возле нашей компании, но одним из нас никогда не был. У него был единственный настоящий друг – девушка по имени Джена, вроде как готка. Я раньше думала, что они встречаются, пока Саймон не стал приглашать на свидание всех моих подруг. Конечно, ни одна не согласилась. Хотя в прошлом году, еще не начав встречаться с Купером, Кили на вечеринке напилась до потери пульса, и Саймон целых пять минут целовал ее в чулане. Ей понадобилась вечность, чтобы его потом от себя отцепить.
Не знаю, на что рассчитывал Саймон. Кили интересен один тип – спортсмены. Саймону бы попробовать с кем-нибудь вроде Бронвин. Хорошенькая, хотя не броская, интересные серые глаза и волосы, которые выглядели бы отлично, если бы она их не закалывала. Плюс к этому они бы с Саймоном могли соревноваться друг с другом на курсах повышенной сложности. Только у меня создалось впечатление, что Бронвин Саймон не очень нравился. Или совсем не нравился. Когда сержант Будапешт говорил о смерти Саймона, у Бронвин был вид… ну, не знаю. Не печальный.
В дверь стучат, и я вижу в зеркале, как она открывается. Входит Джейк – я продолжаю расчесываться. Он снимает кроссовки и плюхается на мою кровать, преувеличенно изображая усталость, уронив руки вдоль тела.
– Твоя мама выжала меня досуха, Эдс. Никогда не встречал человека, который так бы умел разными способами задавать один и тот же вопрос.