Умеющая любить - Татьяна Русакова

Так что, несмотря на сочувствие к сестре Морее, которая действительно уже очень устала, я исправно протанцевала два следующих обещанных танца и стояла возле монахини, жалея, что у меня нет веера, когда подошёл коронет Лигрезо.

Он галантно склонил голову:

- Очень рад знакомству с вами, фра Николь, - сказал он. – Сестра…могу я пригласить вашу воспитанницу на танец?

Монахиня неприветливо кивнула. Мне показалось, что мужчина наклонил голову, чтобы скрыть улыбку.

- Фра Николь, - и коронет предложил мне руку.

Случилось странное…в первое мгновение я растерялась, как будто танец, который нам предстоял, был неким интимным таинством, призванным сблизить нас. Я была близка, чтобы отказаться, но серьёзные серые глаза близко взглянули на меня, и я очнулась.

Наверное, я просто забыла это чувство спокойствия и надёжности, которое дарят настоящие мужчины. Оно исходило от коронета Лигрезо, было частью его ауры.

И он, похоже, тоже почувствовал нечто подобное, потому что сказал негромко:

- Вы хрупки, как веточка, но стержень у вас стальной.

- В наших краях говорят: «Всё, что не убивает, делает нас сильнее», - улыбнулась я.

- Прекрасно сказано, - одобрил Гариз Лигрезо. – Значит, ваша жизнь не была лёгкой,… - констатировал он.

- По крайней мере та её часть, что была дарована судьбой, - не стала отрицать я. – Что касается настоящего, свою жизнь я создаю своими руками.

- И это прекрасно вам удаётся, - задумчиво сказал коронет. – Признаюсь, я ещё не встречал столь необычной девушки, как вы.

Я насторожилась. Это что – попытка сделать комплимент, или же как раз наоборот, и я настолько выбиваюсь из общепринятых стандартов, что это выглядит отталкивающе?

- Женская самостоятельность вам претит? – спросила я.

- Вовсе нет, - улыбнулся Лигрезо, уверенно ведя меня в танце через центр зала. – Просто для того, чтобы круто изменить свою жизнь, нужна изрядная смелость, а это, скорее, качество мужчин, чем хрупких фра.

- Фра я стала лишь сегодня, - улыбнулась я в ответ. – Должно быть, девушки из народа лучше закалены.

Лигрезо не стал спорить, и я замолчала, довольная возможностью расслабиться и просто получать удовольствие от танца с искусным партнёром.

Расстались мы вполне довольные друг другом.

Я решительно отказала фраму, пытавшемуся ангажировать меня на следующий танец, и не зря, потому что на этот танец меня пригласил король.

Скажу честно, я напряглась, и первые несколько тактов его величество вёл в танце скорее механическую куклу, чем юную грациозную девушку. Так не могло продолжаться бесконечно, потому что я была так зажата, что только что не спотыкалась. Король не мог не почувствовать этого.

- Что с вами, фра Николь? – спросил он. – Только что я любовался вами, когда вы танцевали с Гаризом. Само изящество, леди совершенство! А теперь боюсь, как бы вы не оттоптали мне ноги! Вы настолько меня боитесь?

- Скорее, не доверяю, - бухнула я и растерянно замолчала. Кто их знает, королей, можно ли с ними говорить прямо!

Но его величество только позабавила моя прямота. Он расхохотался, откинув голову, однако не забыл повернуть меня вокруг себя и уверенно поймал, когда я всё же споткнулась.

- Извините, ваше величество, - покаянно произнесла я. – Кажется, танцовщица из меня так себе.

- Вовсе нет, - возразил король. – Сейчас, когда вы немного ожили, я узнаю прежнюю грацию.

Похоже, его величество изволили шутить, и я решила благоразумно промолчать, но после следующего, более удачного пируэта, решила продолжить разговор:

- Ваше величество – осторожно начала я.

- Ммм? – откликнулся король.

- Я хочу заняться благотворительностью и взять шефство над приютом в Лазри.

Король чуть отклонился, проницательно посмотрев на меня.

- Шефство? – уточнил он, видимо, не поняв слова.

Я мысленно шлёпнула себя по лбу.

- Патронаж, - торопливо поправилась я. – О, нет! Патронаж – это для совершеннолетних. Патронат! Там дети-сироты и инвалиды. Они содержатся в ужасных условиях.

Неприятно было говорить об этом в танце, между переходами и поддержками, но я должна была попытаться.

- Фра Николь, вы ведь сами ещё несовершеннолетняя, - напомнил король. – Вы не можете оформить патронат. Возможно, через год…

- Через год может быть поздно! – воскликнула я.

Король нахмурился. Музыка смолкла, и я поняла, что мы стоим посреди зала, а озадаченные музыканты не решаются начать следующий танец.

- Пожалуйста, выслушайте меня! – взмолилась я.

Ещё мгновение король молчал, пока наконец не кивнул:

- Хорошо. Выйдем в сад, чтобы не сбивать музыкантов с ритма.

Вслед за его величеством я, уже во второй раз за этот долгий вечер, вышла в сад. Дверь за нами тут же раскрылась, и я увидела сестру Морею. Кажется, для неё не существовало авторитетов, если речь шла о приличиях. Я невольно улыбнулась, король же недовольно поморщился, но промолчал.

Он внимательно выслушал мой рассказ о том, как мы с Беаном жили в приюте. Я не скрыла ничего, рассказав и о милостыне возле храма, и о карцере и моей болезни, и о том, как едва не потеряла брата. И когда я закончила, король некоторое время хмурился и молчал.

- Вы хотите получить полномочия на расформирование приюта? – спросил он.

- Я хотела бы…просто забрать всех детей этого приюта в Биссару. Они могли бы поселиться в моём доме, спокойно жить под присмотром сестры Мореи. Я сама стала бы учить их, а позже, когда они вырастут, построила для них добротные дома. Я хочу дать им любовь и заботу – всё, чего они лишены по несчастливому стечению обстоятельств.

Я ждала, держа за спиной скрещенные пальцы. Только бы удалось!

Король молчал долго, и когда наконец заговорил, сказал неожиданное:

- Мне не нравится ваше предложение, фра Николь. Оно выглядит как упрёк мне. У вас нет ничего, кроме дома, который сами построили, а вы уже готовы поделить его с сиротами. – Он помолчал, хмурясь. – Но так не делают, фра Николь. Понимаю, вы лишь сегодня вступили в наш круг, но должны знать, что аристократы не могут делить кров со своими подопечными.

- Почему? – почти подпрыгнула я.

Король недоверчиво взглянул на меня:

- Потому что чем выше титул, тем чётче оговорены границы, за которые нельзя выходить. Вы рассказали мне о человеке, который принял участие в вашей судьбе и продал на аукционе вашу картину. Как вы думаете, мог ли он взять в семью всех несчастных сирот, которых встретил под дождём на паперти у храма?

Теперь нахмурилась я.