Дело о картине Пикассо - Андрей Константинов

— Не стесняйтесь! Захлопывайте свои наручники.

Он улыбнулся, взял меня под руку и повел к своей насиженной скамейке.

— Зачем же сразу так? В наручниках ходят преступники. А вы — всего лишь свидетель. Правда, один из самых важных свидетелей.

— Свидетель? — обалдела я. — Не подозреваемая?

— А кто вам сказал, что вас подозревают? Муза Гурьевна? — мягко улыбнулся Парубок.

Я устало откинулась на спинку лавки. Кто бы знал, как я устала за сегодняшний день.

— «Подозревают» — это мягко сказано. Все просто уверены, что этот чертов палантин свистнула я.

— И вы очень расстроились. С Веселовской вот, видно, поссорились…

— А вы бы не расстроились?

— Я бы просто отбросил эмоции и стал рассуждать здраво. К тому же, Светлана, вы, оказывается, совсем не знаете Уголовно-процессуальный кодекс. Надо будет при случае сделать Обнорскому замечание.

— Я — журналист, а не милиционер.

— Во-первых, вы — красивая женщина, а потом уж — журналистка…

Батюшки, с каких это пор геи стали делать комплименты женщинам?

— …Хотя — журналистка «Золотой пули», — продолжил Игорь Сергеевич. — И должны бы знать, что подозреваемым считается человек, которого взяли на месте преступления с поличным. Либо если на него указали другие люди: видели, мол, как он воровал. А вас видели только примеряющей этот палантин.

— …И угрожающей хозяйке выставки украсть его, если не продаст…

— Да, это вы, Светлана, конечно, погорячились, — искренне рассмеялся Парубок, и я впервые обратила внимание на то, какая у него хорошая, открытая улыбка. — Но и это, к счастью, ни о чем не говорит. В смысле — ни о чем плохом. Ведь покинув выставку, вы тут же «Красной стрелой» уехали в Москву: вагон №3, место №11. И не исключено, что кто-то из гостей после полуночи еще видел этот палантин на выставке. Главное — найти этого человека. Я бы на вашем месте с этого и начал…

Я поняла, что Парубок не терял время зря — иначе откуда бы ему знать даже номер моего спального места в вагоне. Я облегченно вздохнула: хоть кто-то мне верит.

— Но их там было больше сотни! Все ходили, выходили, жевали, пили. Каждый до утра успел пообщаться друг с другом по многу раз. Попробуй потом вспомнить, когда ты кого видел — до полуночи или после. С одной стороны у всех — коллективное алиби, с другой — все на подозрении.

— Вы разумно рассуждаете, Светлана. И все-таки это шанс. Поговорите с теми, с кем вы успели на выставке пообщаться, кто дольше всех вас видел. Мы со своей стороны тоже работаем, но ваша помощь была бы бесценной.

Я с благодарностью посмотрела на Игоря Сергеевича. В этот момент позвонил мой мобильник. Васька слегка извиняющимся голосом (ведь мы очень плохо расстались в пятницу) спросила:

— Ты поссорилась с Беркутовым?

— С чего ты взяла?

— Тогда почему так быстро вернулась из Москвы?

— Вернулась, как и планировала, сегодня утром.

На том конце провода повисла нехорошая тишина. Васька кашлянула, словно у нее перехватило горло.

— Света…— она говорила медленно, словно подбирала слова, — я боюсь за тебя. По-моему, тебе надо лечиться. Поверь мне, как психологу. Патологическое вранье без выгоды для себя — это болезнь.

— С чего ты взяла, что я вру? — я начинала тихо ненавидеть свою подругу.

— С того, что ты вообще не ездила в Москву!

— Что-о?

— То! Ты физически не смогла бы так быстро обернуться. А в субботу в обед я видела тебя в бутике на Невском. Ты мне даже рукой сквозь витрину махнула. Мне очень жаль, Света, но ты — бессовестная лгунья!..

* * *

Игорь Сергеевич внимательно слушал меня. (Последний звонок Васьки был настолько нелепым, что, даже дав отбой, я еще какое-то время молча сидела на скамье, не умея собраться с мыслями.) Он сам подтолкнул меня к этому разговору: «Новые проблемы?»

Я начала со странного звонка Обнорского, перешла на «тронутую» Нину Дмитриевну, заразившуюся от нее дочь, не забыла даже про чокнутого бармена с его кофейной чашкой…

— Я так и понял, что не все здесь так просто…— задумчиво сказал Парубок. — Поверьте, Света, так не бывает: чтобы в одночасье все ваше окружение вдруг… сошло с ума. Я — материалист и в мистику с чертовщиной не верю. Скорее, кому-то очень хочется выбить вас из седла: доказать, что сумасшедшая — вы.

— Но — кому?

— Это нам и предстоит выяснить… А пока рекомендую вам все-таки встретиться с кем-нибудь из участников той презентации.

— …Игорь Сергеевич, а почему вы мне верите? — запоздало спросила я.

— Не знаю. Опыт. Интуиция. Или просто не верю в то, что красивые женщины так глупы: сначала пригрозить воровством, а потом это воровство и совершить. Как-то это очень примитивно.

Он помолчал, затушил сигарету.

— А потом… Знаете, Света, у нас с вами, оказывается, есть общие знакомые. С некоторых пор я тоже подстригаюсь у вашего мастера — у Евгения.

* * *

Поскольку с Музой я уже наобщалась вдоволь, то сразу направилась к знакомому фотокору Тофику Абдуллаеву, чьими фотографиями были украшены криминальные заметки утренних газет.

Тот даже не чувствовал за собой никакой вины.

— Светик — это же мой хлеб. Я отщелкал две пленки, сдал их в наше агентство, а уж купят снимки или нет — дело не мое. Я даже не знаю, вышли ли мои снимки сегодня в газетах.

Я положила перед ним две газетные вырезки.

— Да, моя работа. Особенно горжусь, что успел нажать на камеру, когда к тебе губер подошел. Смотри, как ты улыбаешься хорошо.

Тофик, как выяснилось, до этого ничего не знал о моих проблемах, а выслушав меня, лишь развел руками: извиняйте, мол…

— А негативы у тебя сохранились?

— Зачем тебе?

— Хочу посмотреть, кто на замытом фоне.

— Это я тебе и без негативов покажу, — и Абдуллаев «открыл» фото на компьютере.

Снимки сразу видоизменились. Теперь уже на них кроме нас с губернатором появились другие гости: вот художник-редактор с рюмкой водки в руке, вот — с заискивающей улыбкой — хозяйка Муза… А это кто? На обоих снимках на заднем плане стояла молодая девушка, зачарованно смотрящая прямо в объектив. Лицо ее показалось мне отдаленно знакомым, но — убейте меня! — я не могла вспомнить, кто это.

— А ты укрупнить можешь? — спросила я Тофика.

— Нет проблем. — И он начал виртуозно работать «мышкой». Однако при увеличении задний план расползался, и черты лица той девушки только расплывались. Ничего не получалось.

— Кого хоть идентифицируем? — наконец спросил Тофик.