Абсолютное доказательство - Питер Джеймс

– Доктор Кук, кто вы такой?

«Скорая помощь» растворилась в сумерках.

– Пожалуйста, поверьте мне: я самый обычный человек – и делаю только то, что было мне велено. Прошу вас, мистер Хантер, даже умоляю: можем мы встретиться?

Сумасшедшие с фантастическими историями и в самом деле являлись к Россу нередко. Однако в этом старике – в его интеллигентном голосе – было что-то особенное. Глубокая убежденность, предельная серьезность, от которой нельзя просто так отмахнуться.

– Хорошо. Встретимся и выпьем по чашке чая. Я дам вам полчаса. Договорились?

– Что ж, очень любезно с вашей стороны. Как уже сказал, я готов подъехать, куда вам удобнее. Просто скажите, где и когда.

Четверг, 16 февраля

Борис, развалившись за письменным столом посреди своей просторной клетки, со всей мочи колотил обеими лапами по клавиатуре.

Борис – обезьяна-капуцин, с круглой морщинистой мордочкой, кремовой гривой и длинным коричневым хвостом – по обезьяньим стандартам был очень умен. Хотя и недостаточно умен, чтобы понимать, как из стучания по клавишам рождается текст. На ползущую из принтера бумагу, на которой печаталась какая-то нелепица, он никакого внимания не обращал, а думал лишь о том, что за стук по клавишам его регулярно вознаграждают арахисом, банановыми чипсами или еще каким-нибудь лакомством.

По опыту Борис знал: если перестать стучать, поток лакомств иссякнет. Тот же трехнедельный опыт подсказывал ему, что, если пописать или нагадить на клавиатуру, после этого долго, долго не получишь угощения.

Доктор Эйнсли Блур, бывший профессор биологии в Брайтонском университете, несколько лет назад продал душу фармацевтическому бизнесу и теперь занимал должность гендиректора одного из самых крупных и быстро развивающихся фармацевтических гигантов – «Керр Клуге». Сокращенное наименование компании несколько напоминало «Ку-клукс-клан», что не ускользнуло от взора самых рьяных ее критиков. Поговаривали – и не без оснований, – что между ними нет никакой разницы.

Борис, разумеется, ничего этого не знал и не ведал – просто колотил себе по клавишам и ждал угощения.

Эйнсли Блур прославился как один из самых воинствующих атеистов в Великобритании. Этот моложавый человек пятидесяти пяти лет от роду, с серебристой сединой в слишком длинных для бизнесмена волосах, с ястребиным лицом и пронзительными серыми глазами был преданным учеником группы проповедников атеизма, которых журналисты прозвали Четырьмя Всадниками Дез-апокалипсиса: Ричарда Докинза, Дэниела Деннета, Кристофера Хитченса и Сэма Харриса.

Некоторые из его предшественников на ниве Нового Атеизма пытались доказать на практике знаменитую теорию «обезьяны и пишущей машинки»: по их мнению, эта теория прекрасно объясняла, каким образом мир возник сам собой, по чистой случайности, без всякого участия так называемого Разумного Замысла.

Теория была проста и изящна. Предположим, у нас есть бесконечное количество времени – и бесконечное количество обезьян, бездумно стучащих по клавишам пишущих машинок. Какова вероятность, что рано или поздно одна из них напечатает полное собрание сочинений Шекспира?

До сих пор у всех, кто пытался проверить это на практике, ничего не выходило. Коллега одного из самых знаменитых атеистов в Великобритании, покойного профессора Энтони Флю, попробовал – и пришел к выводу, что количество элементарных частиц во Вселенной на много порядков меньше, чем требовалось бы, чтобы дать обезьяне возможность напечатать хоть один шекспировский сонет. Отчасти из-за этих своих умозаключений коллега Флю отошел от атеизма и признал существование Разумного Замысла.

В молодости Блур опубликовал три книги, в которых высмеивал само понятие Творца: «Великий Боженька», «Кто был отцом Бога-Отца?» и «Божественная арифметика». Аргументация его была стара как мир. Она восходила еще к Аристотелю, затем – к Блезу Паскалю, Джонатану Свифту, Эмилю Борелю и Артуру Эддингтону: все они пытались объяснить возникновение жизни на Земле с помощью вычислений и теории случайных событий.

Однако, по мнению Блура, в том, как понимали эту теорию Энтони Флю и прочие, заключалась фатальная ошибка.

Все они упускали из виду важнейший элемент.

Десять лет разработки компьютерного алгоритма, три недели возни с обезьянами – и, кажется, что-то начало вырисовываться…

Конечно, эксперимент еще в самом начале. Но прогресс налицо. Да, несомненный прогресс!

Из шести обезьян, поселенных в шести клетках в оранжерее на заднем дворе дома, где жил Эйнсли Блур с женой, Борис оказался самым талантливым. Просто восходящей звездой!

«Путь в тысячу ли, – думал Блур. – Как там говорил Лао- цзы: “Путь в тысячу ли начинается с первого шага…” Или с первого удара по клавишам».

Понедельник, 20 февраля

В 15.50, за десять минут до прихода доктора Гарри Ф. Кука, Росс стоял у окна своего кабинета на втором этаже, задумчиво смотрел на улицу и обдумывал следующую статью – статью, от которой сильно поморщится кое-кто в Министерстве здравоохранения. Он видел, как подъехал и остановился у тротуара безупречно белый «Ниссан Микра».

Пискнул мобильник.

Росс взял телефон в руки и прочел эсэмэску от Имоджен:

Он ответил:

Затем попытался сосредоточиться и вернуться к работе, но не смог. Снова «задерживается». Почему? Где она на самом деле – и… быть может, стоит спросить, с кем?

Из белого «Ниссана» вылез человек. Росс поспешил в прихожую, к дверям, – и за долю секунды до четырех часов в дверь позвонили.

Открыв, журналист увидел перед собой высокого, очень приличного на вид старика с большим портфелем в руках. Гостю было лет семьдесят пять: совершенно седой, в безукоризненном полосатом костюме с галстуком, с торчащим из кармана носовым платком.

– Мистер Хантер? – Он протянул руку.

– Доктор Кук? Нормально меня нашли?

– Да, без малейшего труда, спасибо чудесам спутниковой навигации.

Пожимая Россу руку, Кук подался вперед и проговорил, глядя на него грустными слезящимися глазами:

– Очень рад, что вы согласились со мной встретиться, мистер Хантер. Вы понимаете, что мы с вами должны спасти мир?

– Ну… сделаю все возможное! – Росс не слишком уверенно улыбнулся. Глядя на безупречно одетого гостя, сам он пожалел, что на нем джинсы, мешковатый домашний свитер и шлепанцы.