Соблазненные луной - Лорел Гамильтон

За камерой – то есть из-за зеркальной рамы – прозвучалнизкий голос:

– У нас тут все болтают о том, что Китто стал сидхе. Невсе фейри светятся от магии или секса. Гоблины, к примеру, не светятся.

Кураг вдвинулся в поле зрения. Не такой высокий, какбольшинство сидхе, зато заметно шире – плечи у него шириной были чуть ли не врост Дойла. Кое-кто из крупных гоблинов мог побороться за звание лучшеготяжелоатлета волшебной страны. Три глаза Курага, после того, что творилось налице его жены, оставляли впечатление некоторой... незавершенности. Кожа у негобыла болезненно-желтая, цвета старых струпьев – или, может, пожелтевшей бумаги,хрупкой настолько, что рассыпается в руках. И вся покрыта шишками, буграми ивыростами, что среди гоблинов считалось очень красивым.

В наросте на его правом плече торчал еще один глаз. Бродячийглаз, как говорили гоблины, потому что он убрел с лица. Прочие глаза Курагабыли желто-оранжевые, а глаз на плече – фиалковый, с черными загнутымиресницами. На груди, немного сбоку, улыбался рот – вполне подходивший к этомуглазу, с красивыми губами и ровными, почти человеческими на вид зубами. Мнеприветственно помахали две ручки с бока Курага, по соседству с этими глазом иртом. Я помахала в ответ и сказала:

– Привет тебе, Кураг, царь гоблинов. Привет и тебе,близнец Курага, плоть царя гоблинов.

Эти отдельные части принадлежали близнецу-паразиту,заключенному в теле большого гоблина. Рот мог дышать, но говорить – уже нет.Глаз и руки Курагу не подчинялись. Когда я была ребенком, я играла в карты сэтими ручками, пока мой отец с Курагом занимались делами. Мне стукнулошестнадцать, когда я сообразила, что в теле Курага заключен еще один мужчина,еще одна самостоятельная личность.

;Тогда же Кураг продемонстрировал мне собственное мужскоедостоинство и достоинство своего близнеца. Он думал, что два пениса меня впечатлят.Ошибался.

После этого случая я никогда не чувствовала себя с Курагомвполне комфортно. Одна мысль о том, что кто-то может быть пойман в ловушкучужого тела, не способный говорить, или идти куда хочется, или даже выбиратьсексуальных партнеров себе по вкусу, наполняла меня ужасом как никакой другойгенетический каприз в щедром на такие причуды мире фейри.

С того времени, как я поняла, что лишние части тела Курага –это отдельная личность, я здоровалась с ними обоими. Насколько мне известно,так больше никто не поступал.

– Привет тебе, Мерри, принцесса сидхе. – Курагбросил взгляд на свою царицу, и она скатилась с большого кресла. Живенько,чтобы ему не пришлось намекать еще раз. Кураг не постеснялся бы залепить ейзатрещину, если бы она промедлила. Собственно, он никогда не стеснялся залепитьзатрещину кому угодно, если тот имел несчастье ему не угодить. Гоблины егобоялись, а их напугать не так уж легко.

Он умостился в кресле, крякнувшем под его коренастой мощью.Я не хочу сказать, что Кураг был толстым, – совсем нет. Он был простокрепко сбит.

– Мы целый месяц все судили да рядили, но додумаласьпервой Крида. Если Китто – не сидхе, то нам с тобой и говорить не о чем.

– Мы сказали тебе, что он – сидхе. Сидхе могут игратьсловами, но лгать впрямую нам запрещено.

– Скажем так: нам хотелось бы увидеть своими глазами.

На лице у него появилось выражение, свидетельствовавшее, чтоон был много умнее, чем прикидывался, и желания управляли им в гораздо меньшейстепени, чем казалось. В мощном теле прятался изощренный ум. Обычно он этоскрывал, но сегодня выглядел странно серьезным и очень деловым. Мне сталоинтересно, что же вынудило Курага отказаться от заигрываний.

Я чуть не спросила вслух, но поняла, что это было быошибкой. Фейри не показывают собеседнику, что того легко прочитать. Вособенности если собеседник – царь. Весьма неразумно давать понять монарху –любому монарху, – что ты его видишь почти насквозь.

– Что это у тебя на уме, Кураг?

Его взгляд переместился с меня на Риса, который встал рядомсо мной.

– Вижу здесь нашего белого рыцаря.

На этом месте Рис обычно включался, словно кнопку нажали:"Я не твой белый рыцарь!" Сейчас он только улыбнулся.

Кураг нахмурился. Похоже, ему не нравилось, чтобы егомаленькие оскорбления пропускали мимо ушей. Он протянул в сторону большуюжелтую руку, и Крида подошла на зов. Кураг сгреб ее одной левой, словно онавесила не больше котенка, и усадил себе на колени.

– Крида страдает по вкусу плоти сидхе. Ей не довелосьтрахнуть белого рыцаря, пока он был у нас.

Я скорее ощутила, чем увидела, как напрягся Рис. Пропуститьмимо ушей такое он не был готов. Я слишком многого от него потребовала.Проклятие.

Но я недооценила Риса.

Он сел на кровать. Я оглянулась и увидела, что он наклонилсявперед, из-за чего халат распахнулся на белой груди – белое, окруженное белым:словно отполированная слоновая кость, завернутая в облачко. Ноги он поставил нараму кровати, так что полы халата тоже слегка разошлись, открывая немного, нодразня обещанием: вот еще одно коротенькое движение – и откроются ноги, бедра,все.

Тихий звук привлек мое внимание к зеркалу. Крида постанывалана высокой ноте. Звук, видимо, задумывался как соблазнительный, но получилсясовершенно животным. Причем животное это было не из тех, что носят мех. Явнослышалось что-то от насекомых.

– Хочешь нам чего-то показать? – спросил Кураг.

Рис только улыбнулся.

Кураг сузил глаза. Я увидела, как по лицу пробежала перваявспышка гнева. И поняла, что поддразнивание со стороны Риса может нам дорогообойтись. Очень дорого.

Дойл сделал шаг в звенящую тишину, оттолкнувшись от столбикакровати, к которому прислонился, наблюдая представление, и встал ближе к Рису,хотя рядом со мной места было предостаточно. Он был гораздо менее одет, чемРис, да чуть ли не гол, но ни царица, ни сам Кураг его дразнить не решались.Дойл по-прежнему оставался Мраком Королевы – или просто Мраком. Гоблины могутговорить что хотят, но тьмы они боятся, точно как все.

– Подходит время для нашего визита, Кураг, царьгоблинов, и нам нужно знать, можем ли мы посетить твой ситхен. Украсит липринцесса Мередит собою двор гоблинов, или вы обойдетесь без украшения? –Дойл прислонился к темному дереву кроватного столбика всем своим длинным чернымтелом. Обычно он держался прямо, почти по стойке "смирно", но сейчас,видимо, играл на публику, как и Рис. Руки он скрестил на груди, и кольцо всоске блистало серебром. Он даже ноги скрестил в лодыжках. Плавки настолькосовпадали по тону с кожей, что он казался голым. Я-то знала, как потрясающе онвыглядит на самом деле без этого последнего клочка материи, но гоблины незнали.

Крида снова издала свой горловой стон. Она вытянула впередсразу три руки, словно надеялась дотянуться до Дойла.