Синяя Борода - Амели Нотомб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они принялись за еду. Коринне никак не удавалось разделать омара. Подруга ей помогла. Когда они отделяли клешню, струя сока брызнула прямо в глаз дону Элемирио. Сатурнина расхохоталась.
— Извините меня, умоляю! — воскликнула Коринна, вся дрожа.
— Все в порядке, — добродушно отозвался хозяин. — Вы давно дружите?
— С атенеума, — ответила Коринна.
— Что, простите?
— Атенеум, — вмешалась Сатурнина, — это средняя школа в Бельгии.
— Какое дивное слово! Стало быть, вы обе учились под эгидой Афины.
— В самом деле, — кивнула Сатурнина. — Афина — богиня мудрости. Держитесь начеку, дон Элемирио.
— Чем вы занимаетесь? — спросил хозяин Коринну.
— Работаю в «Евро-Диснейленде».
— О чем идет речь?
— Это парк аттракционов. Я выстраиваю очереди во Дворец ужасов.
— Что за странная судьба привела ученицу Афины во Дворец ужасов?
— Сначала я работала в парке Валиби, в Бельгии. Потом подвернулось место в «Евро-Диснейленде». Там лучше платят.
— Вам нравится ваша работа?
— Нет.
— Почему же тогда вы ею занимаетесь?
— Это лучше, чем служить кассиршей в супермаркете «Карфур».
Дон Элемирио посмотрел на двух молодых женщин, словно недоумевая, что у них может быть общего. Сатурнина возненавидела его в эту минуту. Коринна, ощутив ее неловкость, сказала:
— В двенадцать лет Сатурнина уже была первой, а я последней в классе.
— Я тоже был последним в классе.
— Да, но вы-то могли себе это позволить, — заметила Коринна.
Сатурнина рассмеялась.
— Простите, — сконфузилась Коринна. — Я сказала что-то невежливое?
— Нет, ты просто сказала правду.
Не в силах проглотить ком в горле, гостья перестала есть.
— Можно мне закурить? — спросила она.
— Пожалуйста, — разрешил хозяин.
Коринна достала из кармана пачку сигарет и зажигалку. Сатурнина и дон Элемирио тоже взяли по сигарете. Все трое курили молча, глядя на сотрапезников. Это были на диво приятные минуты.
Когда Сатурнина прощалась с подругой, та сказала ей:
— Как ты с ним разговариваешь!
— Как он того заслуживает. Разве нет?
— Да. Знаешь, он вообще-то славный.
— Ты находишь?
— Ты в него не влюбишься?
— С ума сошла?
Они обнялись. Коринна села в «бентли», и машина укатила.
— Мне очень понравилась ваша подруга, — сказал дон Элемирио Сатурнине на следующий вечер.
— Слова хлеба не просят.
— Опять бельгийское выражение?
— Нет. Этому выражению я научилась во Франции. Это значит, что вы запросто можете хвалить Коринну: вам это ничем не грозит и ни к чему вас не обязывает.
Испанец проигнорировал грубость.
— Она может приезжать когда захочет, — сказал он.
— Я на это рассчитываю.
— Я вам не нравлюсь, не так ли?
— От вас ничего не скроешь.
— Почему?
— Я представляю себе доктора Петио,[7]задающего такой же вопрос очередной женщине.
— Сегодня воскресенье. Я не видел вас утром на мессе.
— Я не верю в Бога.
— Как это возможно?
— А вы бы верили в Бога, если бы так не нуждались в Его прощении?
— Я верил всегда.
— Это ваше воспитание.
— Нет, это от природы.
— Почему же это не помешало вам… открыть дверь темной комнаты?
— Какая связь?
— Почему вы не защитили этих женщин от них самих? Католичество — это ведь религия любви, не так ли?
— Любовь — это вопрос веры. Вера — вопрос риска. Я не мог устранить этот риск. То же самое сделал Бог в Эдеме. Из любви к своему созданию он не устранил риск.
— Довольно странная логика.
— Нет. Высшее доказательство уважения. Любовь предполагает уважение.
— То есть вы считаете себя Богом?
— Любить — значит быть Богом и принимать Бога в себе.
— Вам место в дурдоме.
— А что для вас любовь?
— Я не знаю.
— Вот видите, вы критикуете, а сами не можете ничего предложить.
— Так, на мой взгляд, лучше.
— Вы никогда не любили?
— Пожалуй, нет.
— Вот увидите, когда это с вами случится, вы сами себя не узнаете.
— Возможно. Но такой, как вы, я не буду.
— Как вы можете это утверждать?
— Я знала людей, которые любили. Не все они были чудовищами.
— Вы полюбите меня.
— Как вы можете быть столь самоуверенны?
— Любить — значит быть Богом и принимать Бога в себе.
— Будь это правдой, все любящие были бы любимы в ответ.
— Нет. Бог не всегда любим. Но вы… вы слишком прекрасны, чтобы не любить Бога.
— Согласимся с вашей логикой. Если бы я вас любила, я тоже была бы Богом и принимала бы Бога в себе. А если бы я была Богом, то отправила бы вас в ад, в который я не верю, но верите вы.
— Нет, если бы вы были Богом, то сжалились бы надо мной.
— А вы сжалились над этими несчастными женщинами?
— Конечно.
— Иезуит!
— Иезуиты мне нравятся, хоть я и предпочитаю суд святой инквизиции.
— Я могла бы посмеяться над вашими мнениями, если бы не знала их пагубных последствий.
— Что вы думаете о чрезмерном любопытстве?
— Понимаю, куда вы клоните.
— Ответьте же.
Вздохнув, Сатурнина проговорила:
— Терпеть не могу чрезмерного любопытства. Это гнусно.
— Вот видите!
— И все-таки есть нечто хуже любопытства. Есть люди, считающие себя вправе карать любопытных. Вашей казуистикой вы меня не переубедите. Я не знаю ничего хуже вашего самодовольства.