Черные шляпы - Патрик Калхэйн

Она давно умерла, еще в 88-м году, от выпивки и наркотиков. Ему было немного жаль ее. Немного.

Не то чтобы Сэди была само совершенство с ее привычкой к игре и ее чрезмерной ревностью. Последняя имела под собой основания в силу того, что Уайатт был слаб на женщин, что, впрочем, шло на убыль с возрастом. Что же до первого, ну, Сэди просто не могла понять, почему Уайатт, завзятый игрок, не соглашался иногда давать ей деньги на некоторые ставки.

— Ты просто не слишком ловка в игре, — говорил он ей. — И тебе незачем рисковать твоими деньгами таким образом.

А некоторые из этих денег и в самом деле были ее деньгами. По крайней мере, когда удача не баловала Уайатта. Когда с деньгами становилось туго, сестра Сэди обычно присылала чек. В некотором смысле родственница Сэди отплачивала Эрпам за поддержку с тех пор, как Уайатт помог ей подтвердить заявку на нефтяную скважину неподалеку от Бейкерсфилда. Но перспектива жить на деньги свояченицы совсем не устраивала Уайатта.

Оглядываясь на долгие годы, прожитые с Сэди, он мог сказать, что удача их была непостоянна, но в целом они почти всегда жили достаточно хорошо, а иногда просто процветающе. За эти тридцать с чем-то лет он один за другим менял салуны и прииски, по мере того, как, гоняясь за деньгами, они перемещались от одного объятого лихорадкой города к другому.

Иногда это был лагерь старателей, такой, как Кор д’Ален в Айдахо в 84-м году. Там у них с Сэди был салун. Иногда — большой город, такой, как Сан-Диего, во время лихорадки с земельными участками в 87-м. Там Уайатт ухитрился держать целых четыре салуна, причем два из них — с игровыми залами, а также несколько рысаков. Он очень любил лошадей и был настоящим знатоком в этом деле. Иногда он и сам садился в двуколку на резиновых дутиках и ехал по гоночному маршруту из Чикаго и Сент-Луиса в Эскондидо и Тихуану.

Были и конюшни в Сан-Франциско, и два салуна в Номе на Аляске во времена золотой лихорадки, где он водил дружбу со спортсменом и драматургом Уилсоном Мизнером, знаменитыми писателями Джеком Лондоном и Рексом Бичем, с Тексом Рикаром, первым промоутером боев Джека Демпси.

Иногда они с Сэди жили весьма неплохо, занимая самое лучшее жилье в лагерях старателей, когда Уайатт сосредотачивался на том, чтобы деньги и золото из карманов старателей перетекали в его карман за счет продажи выпивки и азартных игр. Иногда, когда они сами занимались поисками золота, они думали о том, чтобы уйти когда-нибудь от этого походного быта, но Сэди, его милая девочка, никогда даже не заговаривала об этом в открытую.

Поначалу медь и золото, найденные на руднике Хэппи Дэйс, обеспечивали хороший доход, кроме того, Уайатт периодически отправлялся в Нидлс, чтобы почистить солдат в день получки за игровым столом. Но вся эта работа под землей, эти обваливающиеся шахты и все остальное были слишком утомительны для Уайатта и Сэди, которые уже немного устали от такой работы.

В те годы, годы лошадей, салунов, золота и карточной игры, Уайатт продолжал время от времени брать в руки свой длинноствольный «кольт» сорок пятого калибра, помогая местным служителям закона или подряжаясь на работу у Уэллс-Фарго или в какой-нибудь горнодобывающей компании, или даже у лос-анджелесских копов. Хотя он и считал себя профессиональным игроком и предпринимателем, Уайатта продолжала преследовать его репутация слуги закона с Дикого Запада, человека с револьвером в руке.

Черт подери, он неплохо заработал на ней! Он часто вешал на своих салунах большую вывеску, на которой было написано «Собственность Уайатта Эрпа», и даже не отказывался признаться в том, кто он есть, игрокам, с которыми садился за стол. Популярность с оттенком горечи. В этом не было ничего от самодовольства или гордости, просто слава, отравлявшая все его существование, но от которой, как он понимал, можно было получить и выгоду.

Ну и нельзя сказать, что он был плох в деле исполнения закона. Он выполнял те или иные поручения полиции еще подростком, тогда, в Ламаре, в штате Миссури. Чему бы он ни научился с тех пор — носить значок полицейского или частного детектива было его делом жизни, к которому он возвращался снова и снова.

Вот почему он и теперь позволил себе вернуться к детективным играм в этом возрасте. Последние несколько лет месяц-другой, проведенные зимой в Хэппи Дэйс, не приносил большого дохода. И в картах ему везло не намного больше, чем Сэди, хотя он был уверен, что удача снова повернется к нему лицом. Из-за этого ему даже пришлось немного солгать своей милой девочке. Она думала, что Уайатт заработал в деле Билла Харта сотню долларов, хотя реально он получил четыре.

Он отдал ей сотенную, а три остальные в данный момент были спрятаны в его левом ботинке. При всей хваленой скорости «Санта-Фе» он будет в Чикаго поздним утром, на третий день пути, а затем еще двадцать часов на «Твентиз Сенчури Лимитэд», чтобы добраться до Нью-Йорка. Три сотни — хороший запас для ставок в покере, в который он надеялся поиграть за эти четыре дня путешествия на поездах.

Пять сотен, которые дала ему Кейт Элдер и о которых Сэди тоже не знала, как и о приватном счете в банке, где Уайатт хранил свои заработки, были вне ее досягаемости.

Конечно, он не смог скрыть от Сэди, что вчера в их бунгало побывала гостья. Он бы предпочел так и сделать, но любопытные соседи наверняка сами бы рассказали Сэди о хорошо одетой и прилично сохранившейся для своих лет пожилой женщине, приходившей к нему. Но признаться в том, что это была Кейт Элдер, само по себе представляло бы проблему.

Сэди и Кейт были несовместимы, как вода и масло. Кейт была подружкой Мэтти Блэйлок в те времена, когда они были продажными голубками, деля комнатушки в разных салунах. Даже несмотря на то, что Уайатт бросил Мэтти ради нее, Сэди и по сей день ревниво относилась к самой памяти об этой бедной и жалкой женщине, давно умершей, страшно негодуя, однако, на тему, как это Уайатт когда-то жил с «этим созданием».

Это было нечестно по отношению к Мэтти. В ковбойских городках, таких, как Уичито и Додж, или в лагерях старателей, таких, как Тумстоун, белые девочки из дома с красным фонарем часто были единственными женщинами на сотни миль вокруг, не являвшимися мексиканками или индианками. И с кем же тогда было делить ложе мужчинам?

Но это не было аргументом для Сэди, в особенности когда Уайатт высказал мнение, что на женщин артистических профессий часто смотрят точно так же. Она была возмущена.

Поэтому Уайатт просто сказал, что к нему приходила «Кэтрин Каммингс». Это была реальная фамилия Кейт в замужестве, когда она жила с тем кузнецом-пьяницей из Колорадо.

— Она друг Бэта, — на ходу придумал Уайатт.

Мнение Сэди о Мастерсоне было неоднозначным.

С одной стороны, дружба Уайатта и Бэта конкурировала с ее правом на Уайатта, с другой — Бэт достиг успеха, став спортивным журналистом в Нью-Йорке.

— И это значит, что она имела право прийти сюда? — резко спросила Сэди. Уже настал вечер, и Уайатт с женой сидели на веранде, попивая из стаканов теплое пиво и глядя в синеющее небо.