Неонигилизм - Андрей Никифорович Андреев

к отражению реакционных попыток и не увлекаться „свободами“, которых не существует если ими пользуются с разрешения хозяев положения — Временного Правительства.

Теперь, конечно, сомнительно, чтобы съезд анархистов, к которому мы готовимся, был легальным.

Не довольно ли иллюзий. Мне кажется, что для увлекающихся „свободами“ анархистов, наступило похмелье, но оно послужит нам незабываемым уроком и будет всегда напоминать, что анархизм нельзя приспособить к моменту и массе, что он должен быть одно из двух, кристально-чистым или фальшивым. В первом случае, он заставляет нас быть анархистами теперь и не поступаться своими взглядами ради красивых глазок „свободы“ в кавычках.

Если мне говорят о компромиссе, то есть же ступень за которой начинается измена, обывательщина, где существует все, кроме анархизма.

Я часто слышал, что надо предоставить эти вопросы делу совести каждого из нас, но такая постановка меня не удовлетворяет.

Я поставлю перед вами вопросы прямо:

Совместимо ли называть себя анархистом и быть слугою государства — солдатом или чиновником?

Возможно ли оставаясь анархистом помогать обороне страны и наступлению, которое обязательно вытекает из защиты, допустимо ли работать на милитаристскую армию, служить на буржуазной службе, участвовать в печатании наветов на анархистов и не загрязниться?

Нет, товарищи, настала эпоха и для анархистов перестать быть оппортунистами, когда дозволительно делать правой рукой то, от чего открещивается левая.

Мне еще понятно, „работа“, но не служба на капиталистов, на государство, но для ревизии и этого вопроса пробил час.

Всеобщая забастовка анархистов, не ожидая всеобщей стачки масс, неизбежно вытекает из нашего учения.

И мне думается, что одним из этих вопросов должен заняться предстоящий съезд анархистов; пришло это время и он должен быть поставлен во всей своей наготе и со всеми последствиями; труд, а тем паче служба на капиталиста и ею государственный защитительный институт, делает из анархиста подданного, „пролетария“, превращает в строителя государственности т. е. в свою противоположность. Так как я имею дело не с сочувствующими анархизму, а с ними самими, то делаю следующее, вполне понятное для вас, логическое заключение:

Членом анархической ассоциации, федерации, и т. п. не может быть состоящий на государственной службе; работающий непосредственно на войны, т. е. изготовляющий оружие для массового убийства людей во имя государственных интересов; имеющий собственные орудия производства и пускающий их в оборот с целью получения прибавочной стоимости; приготовляющий и вырабатывающий спиртные напитки, опиум и подобные одурманивающие и отравляющие продукты; строящий тюрьмы и храмы; обвенчанные в церкви или мэрии, после опубликования данного добровольного соглашения.

Из протокола собрания Петроградской федерации анархистов.

........Мне кажется, я верно уловил суть дебатов. Я удивлен. Если бы мне пришлось присутствовать на собрании махаевцев, я бы понимал их принципиальное будирование против интеллигенции, но здесь, здесь ваши выводы не несут мне ничего кроме возмущения.

Всякий человек здесь находящийся (и вообще в Федерации) есть и должен быть критически мыслящей личностью, и, став таковой, он уже интеллигент. Каждый анархист непременно интеллигент. И если вы протестуете против нас, то ваш плевок обращается на вас же. Вы склоняете и спрягаете интеллигенцию в противовес рабочему, но вы забыли одно: я нахожусь на собрании анархистов а не рабочих и наша организация — организация первых а не вторых.

Анархизм вне классов, сословий и каст; он надмассовое движение и мы зовем в свои ряды отрешившихся от предрассудков среды, отбросивших прошлое своих отцов.

Вы слишком много носитесь с рабочим; можно думать, что он кукла, с которой надо нянчиться, что он цаца, которую опасно трогать, икона, поставленная в угол, для моления. Это заблуждение. Поскольку рабочий является строителем жизни, созидателем прибавочной стоимости и рабом, трудящимся на капиталиста — он мой принципиальный враг; господин и раб, владыка и подчиненный стоят для меня в одной плоскости, — с теми и другими я буду бороться.

Рабочий начавший вдумываться в социальные вопросы, ставший мыслить и бороться, прекратив своим творчеством поддерживать капиталистическое общество делается интеллигентом, анархистом и моим товарищем.

Когда вы задумали усыновить контроль над редакционной коллегией, вы нарушили принцип анархизма; вы можете с вами, со мной не соглашаться и отбросить нас, но надеть узду на меня я не позволю. Я враг контроля над производством, а вы хотите контролировать мой мозг, — но ведь этим вы затянули мой рот и говорите: твой анархизм лжив, а наш верен — он близок масс, рабочим..

Анархизм не терпит апелляции к массам.

Из создавшегося чрезвычайно острого положения, есть единственно правильный выход: надо образовать коллегию или федеративно-автономную группу всех сотрудников „Буревестника“.

И вы, желая иметь анархический орган, входите в соглашение т. е. даете взамен их работы, средства, образуете группы технические, агитаторские, организаторские, и т. п. Так все составят федерацию, только при таких условиях возможна работа...

Голос: „А с рабочими вы можете работать“?

— Я хочу работать с анархистами.

Вы боитесь новых слов2, но разве старые, общепринятые, общепризнанные слова не были новыми? Нет! Только старческие умы пугаются новизны, но нам анархистам, сторонникам вечного горения и исканий, не к чему такое опасение.

Что говорить о контроле? Дайте больше оригинального материала. Мы {редакция) уподобляемся шелковичным червям — снова и снова ткем бесконечную словесную ткань.

Контролировать нечего; выбирать нечего, хотя я не имею ничего против увеличения коллегии — но это совершенно бесполезно: технически контроль возможен после, а не до напечатания.

Из доклада читанного на собрании Петроградской организации анархистов.

Товарищи! положение, которое я застал в организации Петроградских анархистов, заставляет меня, как космополитического анархиста, обратиться с этим докладом; Несмотря на то, что меня в числе некоторых других лиц назвали „самозванцем“, я охотно подписываюсь под этим эпитетом и, все же продолжаю делать задуманное мною.

— Да, я самозванец, я действительно, сам зову себя туда где делу анархии грозит опасность извращения; и эта обязанность — если возможно так выразиться, лежит на каждом мыслящем революционере анархисте. Бросивший мне упрек в самозванстве, взял на себя эту кличку, потому, что ею он хотел оскорбить меня и тем самым признал все буржуазное содержание ее.

В семье анархистов, по всему лику земли, нет самозванцев — они смеют чувствовать себя дома везде; всюду рукопожатие товарищей должно встречать их.

На арене жизни, каждый из нас обязан проявить себя, как анархист и как таковой, смеет хотеть, мочь, и тем самым, на свой внутренний зов реагирует деянием и пробивать себе путь во внешнем, враждебном мире. Когда я услышал о самозванстве и о „представительстве“ — последнее дает право войти