Комната воды - Кристофер Фаулер

Лонгбрайт и раньше работала с обладателем бычьей шеи констеблем Бимсли, и его общество ей нравилось. Он был необыкновенно способным офицером, хотя и очень неуклюжим, с плохой координацией и неверным ощущением пространства, но при этом не лишенным своеобразной грации падающего дерева. Эти черты Бимсли сразу же расположили к нему Лонгбрайт. Под его бейсбольной кепкой почти наверняка скрывался синяк.

Дженис пришло в голову, что у всех, кто в конце концов оказывался в одной упряжке с Брайантом и Мэем, был какой-нибудь физический или умственный недостаток, мешавший им нормально сотрудничать с коллегами из других отделов. Освальд Финч, к примеру, служил патологоанатомом со дня основания отдела. Он не был строгим приверженцем устава, доверял своему природному чутью, был рассудочен, осторожен и склонен слегка занижать ожидаемый эффект, но никто, кроме Брайанта, не хотел иметь с ним дела, потому что Финч походил на викторианского плакальщика и от него за версту несло дешевым лосьоном, с помощью которого он пытался заглушить зловоние смерти.

– А та последняя женщина, Колин, – неужели было необходимо выслушивать ее рассказы о походе за покупками? – спросила Лонгбрайт, так и не познавшая радостей шопинг-терапии, поскольку всегда была на мели. Большая часть ее одежды, приобретенная в магазинах для экономных женщин, была еще шестидесятых годов и придавала сержанту вид потасканной старлетки. Умная и жесткая, Лонгбрайт отпугивала мужчин откровенной чувственностью, которую так и не научилась обуздывать.

– Их нужно выслушивать до конца, сержант. Этому научил меня мистер Брайант. Самую важную информацию получаешь, когда они думают, что ты уже закончил снимать показания.

– Ладно, но этим домом займусь я – попробую разделаться с ним побыстрее.

Лонгбрайт поставила галочку возле девятого дома и поднялась по ступенькам следующего здания. Блокнот Мэя превращал написанный от руки текст в электронный документ и отправлял его на компьютер Мэя для дальнейшей обработки.

– Мне нравится эта улица – какая-то она уютная и старомодная, – заметил Бимсли, отряхивая дождевую влагу с ворота куртки. – Точно как старый дом моей бабушки в Дептфорде – до того, как его снесли. Муниципалитет счел его трущобой только потому, что туалет был во дворе, но бабушке в том доме все равно жилось лучше. А тут странная нумерация, да? На одной стороне тридцатые и сороковые номера, на другой – с третьего по седьмой.

– Одна сторона, вероятно, была продолжением другой улицы, а вот противоположную сторону достроили позднее, и нумерацию стали вести заново. Это не такая уж и редкость. – Лонгбрайт позвонила в дверь дома номер сорок три. – Сколько хозяев нам не удалось повидать?

– Пока отсутствуют только трое, что не так уж плохо.

– А это потому, что они домовладельцы «второй ступени».

– Что ты имеешь в виду?

– Сперва люди обычно приобретают в собственность квартиру, верно? Это как бы первая ступень. А вот такие дома покупают уже после того, как продали то, первое жилье. Здешний садик напоминает о детстве, но комнаты слишком малы, лучше всего подходят паре с одним малышом: муж делает карьеру, а жена сидит дома с ребенком. А уже потом – «третья ступень», когда покупается дом побольше, на случай прибавления в семействе.

– Думаешь, жена не работает? – усомнился Бимсли.

– Когда как. Здесь живут ирландцы-католики, а они не особенно жалуют приходящих нянь.

– И откуда тебе все это известно, Дженис?

– А как иначе? Надо знать местные порядки. Мы же детективы.

Дверь открылась, и опрятная блондинка лет под тридцать холодно улыбнулась незваным гостям. В ожидании объяснений она тщательно вытерла руки о потертые джинсы. Из глубины дома доносился звук телевизора, – должно быть, маленький ребенок смотрел мультики.

Лонгбрайт указала на ламинированное удостоверение, прикрепленное к ее куртке.

– Извините за беспокойство. Мы обходим дома по этой улице и опрашиваем всех, кто был знаком с пожилой дамой из дома номер пять, покойной миссис Рут Сингх.

– Я и не знала, что она скончалась.

– Не могли бы вы сказать мне свое имя, для отчета?

– Миссис Уилтон. Тамсин Уилтон. Мой муж Оливер Уилтон. А когда она умерла?

– В воскресенье вечером. Вы были дома?

– Да, но я ничего не слышала и не видела.

Лонгбрайт мысленно отметила: тот тип женщин, которые хоть и знакомы со своими соседями, но никогда с ними не общаются. Врожденное чувство классового барьера, неявное, но твердое, не позволяет им сближаться с другими людьми.

– Не было ли на улице незнакомых машин? Может, кто-то бродил возле ее дома между восьмью и десятью?

– Насколько мне известно, нет.

– А если вы спросите мужа?

– Не думаю, что он мог бы…

Лонгбрайт заглянула в блокнот.

– Вчера вечером он чинил свою машину, не так ли?

Это замечание явно задело миссис Уилтон.

– Да будет вам известно, это моя машина. И он всего лишь очистил ее от листвы и освободил багажник.

– А сегодня он дома?

– Сегодня – рабочий день, и он на работе.

Миссис Уилтон смотрела на Лонгбрайт, словно бы дивясь ее глупости. Если таким образом она хотела отпугнуть сержанта, то этот номер не прошел. Под эффектным внешним обликом Дженис – в точности как у многочисленных звезд старых фильмов, служивших ей образцом для подражания, – скрывалась шкура носорога. Она протянула блондинке визитку с координатами отдела:

– Вы можете позвонить мне по этому номеру – звонок для вас бесплатный – или отправить нам мейл, если вы или ваш муж что-то вспомните.

– А мистер Брайант тоже ходил по домам, когда был моложе? – спросил Бимсли, направляясь к следующему дому.

– Он и до сих пор ходит иногда, хотя ему необходимо пользоваться палкой. Джон купил ему красивую трость с серебряным набалдашником в магазине «Джеймс Смит и сыновья» на Нью-Оксфорд-стрит, и теперь Артуру уже не отвертеться. Он очень хорошо опрашивает свидетелей на местах благодаря прекрасному знанию этих краев. Конечно, он невыносимо груб с людьми, но они с этим мирятся из уважения к его летам. И потом, он ведь не нарочно – просто так получается. Раньше вежливость была одним из величайших орудий закона. Мы побеждали противника улыбкой. Теперь за это могут и пристрелить. Ладно, перейдем к следующему свидетелю.

Они позвонили в дверь дома номер четыре и представились робкой египтянке Фатиме Карнеши, живущей с мужем Омаром, железнодорожным охранником, в настоящее время несущим караул на станции метро «Арчуэй». По-видимому, Фатима привезла с собой в Англию египетские традиции: поскольку она старалась не выходить из дому, то редко встречала соседей, да и тщательное выполнение домашних обязанностей не оставляло ей времени на общение. Пару раз она видела миссис Сингх в саду, но они не разговаривали. Лонгбрайт смекнула: вероятно, муж миссис Карнеши предпочитает покорных, зависимых женщин. Дженис допускала важность домоседства в иерархии египетского брака, однако ежедневное столкновение со столь разными культурами требовало внимания к мелочам.