Призрак кургана - Юхан Теорин

Зяблики и воробьи садились строем у маленького бассейна, который он для них соорудил – принес в несколько приемов бросовый камень из каменоломни и сделал круглую ванночку. Птицы наклонялись к воде, пили и тут же открывали клювики и начинали щебетать.

Беда в том, что в последнее время он не слышал их щебет. Это началось не сразу – уже давно Герлоф замечал, что слух становится все хуже и хуже. С шестидесяти пяти лет он почти не различал напоминающий прибой степной стрекот кузнечиков. Запомнил эту дату, потому что как раз вышел на пенсию, сел вечером в саду и вдруг насторожился – кузнечиков не слышно. Солнце село, на остров медленно опускались лиловые сумерки, самое время для кузнечиков – а они молчали. Поначалу он решил, что дело в экологии, что все эти новомодные пестициды и инсектициды поубивали насекомых. Но врач объяснил, что кузнечики стрекочут на высокой частоте, а его старые уши такие частоты не воспринимают.

Старые уши? С чего бы это им быть старыми? Ничуть не старее, чем все остальные части его много чего испытавшего организма. Ну и бог с ними, с кузнечиками. Не сказать, чтобы ему так уж не хватало их однообразного треска. К тому же это вовсе не кузнечики стрекочут сутки напролет, а сверчки.

Но птиц он слушать любил. Прошлой весной он еще слышал их пение, приглушенно, но слышал. А в этом году сад умолк. Только тогда Герлоф сообразил: что-то не так – и пошел к доктору Вальбергу, а тот послал его в Кальмар проверить уши.

Герлоф ожидал, что к нему выйдет кто-то в белом халате и с карандашом за ухом. Но в приемной неожиданно появился молодой парень в джинсах и с конским хвостом.

– Привет, я Ульрик, – сообщил парень. – Я аудионом.

– Агроном?

– Аудионом. Я должен проверить ваш слух, снять аудиограмму У Герлофа голова закружилась от новых слов. Его посадили в звукоизолированную клетку, дали наушники и попросили нажимать кнопку каждый раз, когда он слышит низко– или высокочастотные звуки.

Наушники долго молчали, потом он услышал звук, тут же нажал кнопку и сообразил, что все остальное время звуки тоже были. Он просто ничего не слышал.

– И как? – спросил он, не успел Ульрик выпустить его на свободу.

– Не особенно. Думаю, самое время для техники.

Какой еще техники? Теперь он будет ходить с головой, обмотанной кабелями? Герлоф вспомнил своего деда, легендарного скупердяя. У того тоже возникли нелады со слухом, когда ему было девяносто, так он собственными руками сделал рожок из жести от коробки из-под снюса. Дешево и сердито.

А теперь все из пластмассы. Герлофу сделали слепок ушных раковин – аппараты, сказал аудионом Ульрик, должны сидеть в ушах идеально – и отпустили на все четыре стороны.

В середине мая Ульрик неожиданно объявился у него в саду в обществе небольшого компьютера.

– Мы вообще-то не посещаем пациентов на дому – сообщил он с порога и широко улыбнулся. – Но я так люблю этот остров… солнце и все такое.

Герлоф почувствовал себя так, будто комплимент сделали ему, а не острову, и пригласил аудионома Ульрика на веранду. На краю каменного птичьего бассейна сидела одинокая оливково-зеленая птичка, чистила крылышки и время от времени открывала клюв.

– Зеленушка, – сказал Герлоф. – Их еще называют лесными канарейками. И поет, как канарейка… если слышишь.

– Закончим, и вы услышите, – заверил Ульрик, поставил компьютер на стол и нажал какую-то кнопку. Экран ожил.

Маленькие, телесного цвета улитки, на которых стояли буквы «R» и «L», уместились в ушах плотно и необременительно.

Ульрик прицепил к улиткам какие-то кабели и уставился на маленький экран.

– Как сейчас? В ушах не воет?

Герлоф покачал головой – очень осторожно, чтобы, не дай бог, не оторвался какой-нибудь проводок, – и закрыл глаза, прислушиваясь к новым ощущениям.

Нет, ничего не выло. Он слышал только какой-то шум, похожий на шум ветра в кустах, – уже много лет он не слышал этого звука. Хотел пожаловаться, но в ту же секунду осознал, что звук не просто похож на шум ветра в кустах, это он и есть. Шум ветра в кустах. Никакие это не причуды слухового нерва. Это морской бриз шевелит упругие ветки можжевельника.

И на фоне этого непрерывного, то усиливающегося, то ослабевающего, шума ясно и четко пела птица. Зеленушка у бассейна. А откуда-то из кустов ей отвечала славка.

Герлоф открыл глаза и удивленно заморгал:

– Я опять их слышу! Птиц то есть…

– Вот и хорошо, – сказал аудионом. – Значит, мы на верном пути.

Пели и другие птицы, но, кроме зеленушки, он никого не видел. И это навело его на засевшее в памяти событие.

– А можно слышать звуки, которых нет?

– Как это? – вытаращил глаза Ульрик. – Что вы имеете в виду?

– Да… что я имею в виду… а имею я в виду вот что: можно иногда услышать странные звуки, вроде бы как, например, из-под земли… может, это галлюцинация какая-нибудь? Не зрительная… не то что там, к примеру, привидение увидел, а слуховая? Слуховая галлюцинация?

– Непростой вопрос. Насчет слуховых галлюцинаций – это к психиатрам. А что больные иногда слышат звуки, которые существуют только у них в голове, никакой не секрет. Это заболевание, тиннитус. Как будто шумит что-то в ушах.

– Не-е… это не шум. Кто-то стучал, и довольно сильно. Гроб опустили в землю, а оттуда кто-то стучать начал. Я в детстве такое слышал. И не только я, другие тоже слышали. Все, кто там был.

Он посмотрел на Ульрика, но тот только покачал головой:

– Я в привидениях слабоват. К сожалению.

Поляна, где набирал силу праздник, была уже близко, он даже слышал многоголосый гомон, напоминающий кипение воды в горных порогах. Танцы еще не начались, но скоро, скоро…

Герлоф, хоть и не выходил в последние дни, мог сказать с уверенностью, что народу понаехало много – напор воды в кране заметно упал. В жару на Эланде вода – дефицит и летом, когда разбор большой, течет иногда чуть не волосяной струйкой.

Мышцы болели, но он заставил себя идти побыстрее. От береговой дороги к морю шла тропинка. На мостках стояли несколько ребят и девушек в минимальных, будто нарисованных карандашом, бикини. Герлоф вспомнил купальники времен своей юности. Купальники были вязаные и пахли шерстью.

Он хотел было уже свернуть к майскому шесту у длинной галереи почтовых ящиков на стенде, как вдруг заметил незнакомого старика в его примерно возрасте. Высокий, седые волнистые волосы, в темно-коричневом пиджаке. На шее – старая фотокамера «Кодак».

Где-то он видел его раньше. Тень воспоминания мелькнула и тут же исчезла. Нет, наверное, приезжий. Похож на кого-то… а тогда на кого?

Незнакомец оглянулся, поднял камеру, будто хотел ею закрыться, и с дробным щелканьем провел пальцем по почтовым ящикам.

Герлоф вспомнил: он дал себе обещание быть повежливей с приезжими. Они ни в чем не виноваты, повторил он мысленно, и подошел к старику.