Заметки из пекинской кофейни. Тонкости жизни и бизнеса в Поднебесной - Джонатан Гелдарт

Я вспоминаю, что китайцы строят планы на долгосрочную перспективу (и уж точно ориентируются не на завтрашний день и не на следующую неделю). Они планируют на 50 и даже на 100 лет. В таком контексте неискушенному наблюдателю экономические изменения могут представляться слишком неспешными, но те, кто живет внутри процесса, ощущают, что ветер начинает дуть с Востока.

– На мою повседневную жизнь не влияет тот факт, что положение Китая в мире меняется. Однако он влияет на мое будущее.

Это простое утверждение двадцатипятилетнего молодого человека не лишено глубины. Несомненно, передо мной – представитель городского среднего класса, который сейчас активно развивается в Китае. «Мне едва хватает денег, чтобы быть в порядке», – говорит Ян, но в то же время он принадлежит к молодому, амбициозному и хорошо образованному поколению, от которого зависит будущий успех Китая в мире. В кофейнях или недорогих кафе, особенно в Пекине и других крупных городах первого и второго уровня, буквально физически ощущаешь это стремление к успеху. Об этом – все мечты, а все разговоры – о том, как спланировать бизнес и заключить сделку. Во время обеденного перерыва и ранним вечером смартфоны жужжат непрерывно. Люди склоняются над планшетами и выстукивают будущее на клавиатурах ноутбуков. Там бизнес, которым они управляют, и риски, на которые они готовы идти, чтобы стать частью Китайской Мечты.

Что Ян думает о западном образе жизни?

– Там легче жить. Западная культура гораздо более сложившаяся, чем китайская. Здесь людям все еще нужно бороться и непрерывно работать изо всех сил. Я – всего лишь один из этих людей. Но ситуация меняется к лучшему. У нас много проблем и сложных задач, и все же, хотя жизнь здесь тяжелая, она постепенно становится легче. А на Западе все просто и легко.

Я заинтригован его представлениями, и после некоторых уговоров Ян объясняет свою точку зрения подробнее.

– Я уверен, что на Западе жить проще. Это всего лишь мое ощущение. Соотношение между ценами на жилье (помните, насколько это важно?) и зарплатами на Западе гораздо более щадящее, чем здесь. В Китае разрыв так велик, что его почти невозможно преодолеть без помощи родственников. На Западе страхование дает чувство защищенности, а у нас такой роскоши нет. Нам ощущение безопасности создает дом. Стоимость жизни у нас тоже выше, если сравнить соотношение зарплат и цен. Здесь цены растут постоянно, а заработки – нет. К тому же Китай – это общество наличных. Мы не живем в кредит! Если нам нужны деньги, то мы в первую очередь обращаемся к семье. На Западе отношение к жизни и безопасности совсем другое.

Ян откидывается назад, словно утомленный этой огромной темой.

– Люди на Западе хотят легкой жизни, но в Китае так не бывает. Поэтому нам пока приходится тяжело работать, чтобы жить, и бороться за то, чтобы чувствовать себя защищенными.

Повисает длинная пауза. Больше сказать нечего. Пропасть между мечтами и культурами слишком глубока. Я пытаюсь вернуть беседу в прежнее русло и спрашиваю Яна о том, кто еще у него есть из родственников.

– У меня два старших брата – один в родном городе, другой в Шанхае. Мы редко общаемся – кроме, конечно, Китайского Нового года.

И больше ни слова. Снова на нас, словно колпак, спускается тишина. Семейные отношения остаются за закрытой дверью. Это прошлое Яна, а не его будущее. Мой собеседник полон энтузиазма молодости, но вовсе не наивен. Его жизнь была слишком тяжелой, чтобы оставаться наивным.

У него есть подруга, которой тоже 25, – недавно она получила диплом по специальности «английский язык». Хочет ли Ян жениться и завести детей?

– Возможно, когда-нибудь, но не сейчас. Я амбициозен – хочу воспользоваться возможностями, которые вижу, и осуществить то, о чем мечтаю. А у нее нет амбиций. Она хочет более простой жизни.

Бедная девушка.

– Может быть, лет через пять мы встретимся в Лондоне, куда я приеду по делам, – и я смогу рассказать вам о том, какого успеха добился.

В его словах нет ни намека на иронию или взгляда страстного мечтателя сквозь розовые очки. Он просто констатирует факт. Он будет успешным, внесет свой вклад в процветание Китая в мире и сделает так, чтобы родители гордились им.

Лин Лай – родившийся в Гонконге и выросший в Уэльсе бизнес-управляющий, который работает на принадлежащую Китаю нефтяную компанию со штаб-квартирой в Австралии, – живет сейчас в Пекине. Он ревностный приверженец христианства.

– Должен сказать, что, когда я впервые приехал в страну в 1995 году, у меня были проблемы с самоидентификацией. Мне казалось, что я приземлился на другой планете. Это был настоящий путь к себе. Я работал тогда в Великобритании менеджером проектов BP, и меня послали в Китай, в провинцию Сычуань – примерно в полутора тысячах километров вверх по Янцзы, – строить в окрестностях Чунцина химический завод. Это было одно из первых совместных предприятий Китая и Запада в нефтяной отрасли.

Почти три года Лин каждый день добирался на работу по горам, через обрывистые перевалы, по дорогам, от которых волосы вставали дыбом. Жил он по-спартански, в неуютном гостевом доме. Ко всему прочему, перед ним стояла задача нанять на работу почти 10 000 местных жителей.

– В хороший день на дорогу уходило до двух часов, а зимой порой приходилось всю ночь осторожно пробираться по сплошному льду. Теперь путь занимает около 30 минут – несколько лет назад в горах продолжили скоростную трассу.

Таковы в Китае темпы перемен и инвестиции в инфраструктуру. Так прежние пути исчезают под бетоном и асфальтом прогресса.

Лин продолжал поиски собственной идентичности, разрываясь между западным воспитанием и китайскими корнями – его семья происходит из провинции Гуандун.

– Стоять посередине дороги опасно, потому что вас могут переехать, – он мягко улыбается. – Чтобы почувствовать себя здесь как дома, у меня ушло 18 лет. Я люблю эту страну. Я китаец по происхождению, но никогда не стану настоящим китайцем. Люди часто называют меня «бананом», потому что я желтый снаружи и белый внутри.

Это распространенное прозвище для эмигрантов во втором или третьем поколении, которые возвращаются в Китай. Их происхождение нельзя назвать полностью китайским, а опыт – полностью западным.

– Я перестал об этом беспокоиться, – Лин снова улыбается мягкой и какой-то обезоруживающей улыбкой. – Я тот, кто я есть, и ничего не могу с этим поделать. У меня действительно западный и даже интернациональный взгляд на вещи. По приезде мои представления о Китае, основанные на западном образовании и воспитании, были не вполне верными и даже романтическими. В результате приземление вышло жестким! В то время у бухгалтерии и финансового отдела еще были в ходу счеты и платежки на рисовой бумаге. Но спустя два года у нас уже была эффективная, двуязычная и полностью интегрированная система управления ресурсами предприятия, круглые сутки доступная для головного офиса в Лондоне. Я был очень впечатлен скоростью, с которой здесь осваивают и воспринимают новое. Китайцы обладали и обладают невероятной способностью впитывать, оценивать, изучать и воплощать новые идеи и подходы. Они делают их своими собственными, китайскими. Я никогда не видел на Западе такой жажды самосовершенствования и такого стремления сделать жизнь лучше.