Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет - Владислав Русанов

— Ах, разбудить! — Женщина нахмурилась на мгновение. — Хорошего же обо мне мнения его милость, князь Грозинецкий! Передай князю — я к столичной жизни не привыкла, за полдень не просыпаюсь! У нас в маетках с петухами встают!..

— Вот сама, вельможная пани, ему это и скажешь, — вдруг окрысился мажордом. — Потому как сейчас его милость сюда придет.

Алоиз вскинул подбородок, выдавая этим движением в себе одного из тех слуг, что, проживая долгие годы бок о бок с благородным сословием, набираются шляхетских манер и гонору под самую завязку. Но потом, устыдившись вдруг невольного порыва, смущенно передернул плечами и поклонился, прижимая ладонь к сердцу:

— Прошу покорнейше простить меня, вельможная пани. Виноват. Виноват... — Он сделал три шага, пятясь задом к двери, и скрылся за портьерой, успев напоследок буркнуть едва слышно: — Хоть бы прикрылась, что ли, бесстыжая...

Несмотря на старания мажордома и скрадывающую звуки тяжелую ткань, колыхавшуюся перед его лицом, слова эти достигли слуха пани Хележки Скивицы, гостьи прилужанского подскарбия, князя Зьмитрока Грозинецкого. Достигли, но действия не возымели. Напротив, пани расправила складки полупрозрачного пеньюара, одернула его, открывая полные плечи. Пани Скивица выглядела значительно моложе своих тридцати трех лет и могла запросто задурить голову любому юному шляхтичу, едва заступившему на коронную службу, вырвавшись из-под родительского крыла. Лишь несколько складок в самом низу шеи, у ключиц, могли намекнуть искушенному наблюдателю на годы прекрасной пани, но обычно она их скрывала под кружевным рюшем или меховой горжеткой.

Еще один взгляд, брошенный в зеркало, взмах драгоценного гребня, придавший волосам изящный беспорядок. В качестве последнего штриха пани слегка покусала себе губы для придания более яркого цвета и кивнула удовлетворенно собственному отражению.

Зьмитрок Грозинецкий вошел по обыкновению стремительным шагом. Несмотря на ранний час, костюм подскарбия был безупречен — богато украшенный жупан, узорчатые сапожки с острыми носками, на груди золотая цепь, на пальцах перстни, тонкие черные усы закручены и глядят вверх. Владыка Грозина и Мезина не отличался богатырским телосложением. Узкие плечи, тонкая талия, изящные кисти. На первый взгляд, да и на второй пожалуй тоже, не боец.

Это заблуждение стоило жизни многим забиякам, ибо Зьмитрок владел саблей почти безупречно. Во всяком случае, в поединке один на один пока что равного противника не встречал. Правда, со времен последней дуэли минуло уже больше десятка лет — кто же осмелится вызывать на бой могущественного и богатого князя, вассала прилужанской короны?

Кроме любви к фехтованию, князь Зьмитрок увлекался верховой ездой, предпочитая самолично укрощать необъезженных скакунов, танцевал и с особым искусством плел политические интриги.

— Ваши милость! — Пани Хележка присела в глубоком реверансе, старательно приоткрывая глубокий вырез на груди пеньюара. — Польщена честью...

— Доброго утра тебе, пани, — усмехнулся Зьмитрок, не удостаивая вниманием округлые прелести шляхтянки. — Вижу, ты уже на ногах. Похвально. Кто рано встает, тому Господь помогает.

— У нас в захолустье еще говорят: «Поздняя птичка глазки протирает, а ранняя — носик прочищает».

— Это твоя-то Высьма — захолустье? — Зьмитрок пересек комнату. — Поприща не будет от Тесова? Ой, пани Хележка, пани Хележка... — Князь шутливо погрозил собеседнице пальцем. — Да ты присаживайся. В ногах правды нет.

— Благодарю за честь, твоя милость! — Пани Скивица грациозно присела на край банкетки, озаботившись тем, чтобы пеньюар и вовсе соскользнул с левого плеча.

Зьмитрок поискал глазами кресло или хотя бы еще одну банкетку, не нашел и одним прыжком вскочил на приземистый комод. Уселся, беспечно покачивая ногой.

— Честь в том невелика. У нас в Грозине не запамятовали еще, как с прекрасными дамами говорить положено. — Он снова подкрутил ус. — А все ж таки прикройся. Ведь не первый год меня знаешь. Могла бы и уяснить, что не выйдет ничего из твоих стараний.

Пани Скивицы фыркнула, запахнула пеньюар и смерила князя Грозинецкого суровым взглядом:

— Серьезный разговор пойдет, не так ли, твоя милость? Иначе несчастной гостье не удостоиться посещения радушного хозяина.

— Верно, — не стал возражать подскарбий. — Разговор пойдет серьезный.

— О делах коронных?

— И тут ты угадала, пани Хележка. Надеюсь, поможешь мне, как раньше помогала.

— Ты сперва скажи, что за дело?

— Ой, — усмехнулся Зьмитрок. — А если не по нраву тебе мое предложение придется, так ты откажешься?

— Хотелось бы... — сморщила носик пани.

— Хотеть не вредно, — отрезал князь. — А выполнять придется любую просьбу. Уж больно ты задолжала мне, пани Хележка.

Подскарбий сделал выразительную паузу. Он умел быть жестким, когда хотел. Тверже клинка сабли-зориславки. Очень многие люди, пытавшиеся перехитрить или облапошить Грозинецкого владыку, скоро в том убеждались. Правда, не многие оставались в живых.

Но и пани Скивица не считала себя новичком в интригах.

— А ты не задолжал мне, пан Зьмитрок? — почувствовав нажим, она мгновенно ответила уколом, как опытный фехтовальщик. — Чью просьбу я в серпне исполняла?

— Ты про Жигомонта, моя прекрасная пани? — поднял черную бровь князь. — Так все уже знают, весь Выгов и все Великие Прилужаны, что отравлен он по велению польного гетмана малолужичанского — Чеслава. Попробуй, убеди-ка народ в обратном.

Пани Хележка открыла было рот, чтоб возразить, но не нашла слов. Вернее, быстро перебрала в уме все доводы и поняла — Зьмитрок прав. Как ни крути, а повязана она по уши в прилужанском перевороте. И все от жадности. Не следовало играть на две руки. А коль уж ввязалась в игру, думать, с кем играешь. Ладно, малолужичане — воины, искушенные более в тактике и стратегии, нежели в придворных кознях (за исключением разве что Богумила Годзелки и Зджислава Куфара), но Зьмитрок-то лис прожженный. Письмо пана Чеслава Купищанского она — кто бы усомнился? — сожгла. Только полная дура могла бы оставить у себя записку с прямым предложением отравить великого гетмана Жигомонта Скулу. Да она и не собиралась выполнять приказ Чеслава. Деньги деньгами, а любовь к родине превыше всего. Будучи урожденной великолужичанкой — ведь Высьма и в самом деле всего в поприще от столицы Тесовского воеводства, — она вместе со всем народом любила великого гетмана. За решительный нрав, прямоту и лихость в суждениях, шляхетскую удаль, приверженность старинным вольностям. Думала: соглашусь для вида, а там удеру подальше — в Таращу или в Бехи — да пересижу гнев малолужичан. Тем более что уверенность в избрании Жигомонта королем витала в самом воздухе Выгова, как ароматный парок над котлом с борщом.

Но вот дернул Нечистый отправить донесение о замысле малолужичанского польного гетмана князю Зьмитроку!

Ведь могла же затаиться и не признаться?