Испытание выживанием - Айя Сафина

Я очутилась в странном месте, заполненном белесым туманом. Оно казалось и реальным и призрачным одновременно. Необъятная вселенная, существующая на грани жизни и смерти. Я будто умерла и оказалась в месте, куда обычному человеку не попасть. Вот только этот туманный мир не приносил умиротворения, как обещают Библия, Коран или Тора. Все было с точностью наоборот – меня охватила тревога, потому что я чувствовала, что что-то здесь не так.

Абсолютная безвыходность из этого облачного болота заставляла задыхаться. Я растерянно бегала туда-сюда, отчаянно звала другие души потусить вместе, ведь переживать бесконечность в компании веселее, но все равно не достигала ни конца, ни края, ни чьих-либо ушей. Я могла воспарить или проваливаться сквозь туманную негу, но ни дна, ни потолка я не находила. Призрачный туман был вездесущ, без формы, без объема, без вкуса или запаха. Он был везде и в то же время был пустым.

Я не могла проснуться – путы странного мира держали меня так прочно, как когда пытаешься сорваться во сне на стремительный бег, а ноги не слушаются, словно застряли в трясине. Я хотела умереть во сне, но и это было мне неподвластно. Я рыдала и кричала в пустоту «Довольно! Хватит!». Но не было никого, кто услышал бы меня. Я была одна в безграничной туманной пустоте.

И тогда я поняла, что это за место. Я поняла, почему из туманного болота невозможно выбраться. Почему эта бесконечность, в которой чувствуешь подвох и тревогу, не выпускает тебя из своей утробы. Это и есть проклятье человечества, в которое вирус заключает людей. Темница без окон и дверей, из которой не достучаться до реального мира, не докричаться до собственного мозга, который подчинился врагу, укравшему твое тело. Вот, где все они обитают – люди, в чьи тела вселился дьявол. И пока он трансформирует их кости и потрошит их руками собратьев, запертые в бесконечном тумане небытия люди также, как и я, истошно вопят в никуда и молят выпустить их.

В этот момент я резко проснулась. А потом долго сидела в кровати и ловила воздух ртом, из глаз лились слезы, из глотки вырывались рыдания, как будто я кричала взаправду. Мне бы хотелось списать этот бред на излишне эмоциональные переживания и физическую истощенность, отчего мозг взрывается от избытка информации и выдает тухлый винегрет во сне. Но я была совершенно уверена в том, что это жуткое туманное место реально. По крайней мере, реально настолько, насколько хватает границ квантового мира вокруг нас. Я чувствовала в том тумане людей, может, не видела и не слышала, но ощущала их присутствие.

Все до одного – они до сих пор пребывают там.

Мне понадобились полчаса и холодный душ, чтобы успокоить воспаленные вирусом нейроны мозга. Я была уверена, что этот жуткий кошмар, полный безнадеги и скорби – дело вирионов заразы, которая медленно готовит меня к переходу в это бесконечное туманное ничто. Я не умру. Как и Лилит, которая лежит в соседней лаборатории и привычно рычит. Она заперта во времени, в пространстве, не живая и не мертвая. Она застряла где-то посередине. Вся ее жизнь превратилась в блуждание в бескрайней серой мгле, проклятая чувствовать подобных ей и запертых в этом чистилище людей, пока вирус управляет их телами в реальном мире. Он не может отпустить людей к богу, иначе вся его армия превратится в безмозглых мертвецов. Но и позволить сознанию человека сидеть в физической оболочке тоже не может. Пограничное состояние человеческого сознания между жизнью и смертью – единственный способ для вируса существовать в теле человека.

Буддист был прав. Черт подери, он все это время был прав. Мы прокляты.

Я сижу в лаборатории Кейна, пока он спит (мне даже кажется, что я слышу, как сладко храпит эта счастливая сволочь), и изучаю экспресс-курс по вирусологии и генетике, чтобы глубже понять, что происходит со мной. Я не хочу возвращаться в тот беспросветный кошмар, где правит неизбежное отчаяние. Я не хочу провести там вечность, и потому цепляюсь за последние островки своей надежды.

– Неужели в тебе, наконец, проснулось любопытство исследователя?

Я дернулась от его внезапного появления. Заспанный Кейн стоял в проеме двери в черной водолазке и брюках, и тем казался нормальным чуваком, а не надменной гнидой, каким он бывает в белом халате.

– Во мне просыпается монстр, которого я не хочу выпускать наружу, – ответила я и вернулась к экрану ноутбука, где яркими красками сверкала ДНК моего убийцы.

Кейн лениво прошел к столу и сел рядом. От него приятно пахнет: чистым телом и детскими пеленками. Уж не знаю, откуда мне известно, как пахнут детские пеленки, но вирус раскрывает новые доселе неизвестные стороны моей неосознанной индивидуальности. С недавних пор, например, меня начала донимать идиотская галлюцинация – Робокоп, плавающий по радуге в пластиковом стаканчике, в котором красит себе ногти на ногах. С таким бредом в голове я уже не удивляюсь странным мыслям вроде того, что Кейн вкусно пахнет.

– Если я тебя разбудила, извини. Я была уверена, что ты спишь, как пьяный Полифем14, – сказала я.

Тут раздался громкий мощный храп откуда-то из-под потолка. Я озадаченно взглянула на Кейна.

– Это Арси, – ответил он.

– Твою мать.

– Их компьютерная лаборатория прямо над нами.

Арси и Йонас вели круглосуточное наблюдение за периметром Бадгастайна, а также ловили сигналы с Желявы и других мест обитания последних остатков людей, как например бункер Валентин в Германии и подводная база Порто-Палермо. Гулкий храп Арси, который сотрясал бетонные стены, самоуверенно заявлял о том, что наше убежище под стопроцентной защитой.

– Мне все кажется, что я могу помочь тебе чем-то. Что у меня вдруг родится гениальная мысль, до которой ты не додумался, – произнесла я.

Робокоп усмехнулся.

«Лучше расскажи ему, что представляешь, как он заплетает тебе косу и вы красите друг другу ногти», – произнес робот-полицейский, махая перед моими глазами кисточкой от лака для ногтей. Черт, я даже учуяла ее химический запах.

– Твою мать, Робокоп, свали уже из моих больных фантазий!

Я лишь спустя минуту поняла, что произнесла это вслух.

– Ты что, бредишь? – обеспокоенно спросил Кейн.

– Кажется, да. Меня стали донимать сумасшедшие галлюцинации, – выдохнула я.

«Эй! Я не какая-нибудь галлюцинация! Я личность!»

– Это нормально. Мозг человека по-разному реагирует на заражение, но почти всегда больной начинал бредить, – отвечает Кейн со свойственным ему реализмом.

– Да, но я уже второй час не могу сосредоточиться и читаю одну и ту же страницу из-за этого долбанного Робокопа в пластиковом стаканчике на радуге.

Кейн смерил меня озадаченным взглядом.

– Скажи, ты ведь его не видишь?

Кейн оглянулся и неуверенно замотал головой.