Мефодий Буслаев. Карта Хаоса - Дмитрий Емец

– Как вы узнали? – спросил Багров.

– Ну об этом легко догадаться, – ответилаГелата так же вполголоса. – Все наши об это рано или поздно спотыкаются.Тут главное крепко держать сердце, чтобы его не выкрали из сумочки… Ирка, ксожалению, не удержала – и вот результат.

– И что теперь будет? – тихо спросил Багров. –Она станет прежней? Останется валькирией? Хотя бы человеком когда-нибудьстанет?

Он ощущал себя убийцей. Даже хуже, чемубийцей. Убийца чаще всего убивает того, кого ненавидит. Он же убил или почтиубил ту, кого любил больше, чем себя.

Гелата вздохнула.

– Слишком много вопросов. Явно больше, чем уменя ответов. И вообще, если тебе нужна истина в последней инстанции, то это неко мне…

– Эй вы, двое! Чего вы там шушукаетесь? –недовольно подала голос Таамаг. – Гелата, мамочка не учила тебя, что шепотомна ушко можно говорить только четыре слова: «Простите, где тут туалет?» Всёостальное – невежливо.

– Нет, – спокойно ответила Гелата. –Не учила!

– Это еще почему?

– Когда мама работала на хлебозаводе вутреннюю смену – у меня была вторая смена в школе. Когда же в школе сталапервая смена – мама перешла на молокозавод и стала работать уже в вечернююсмену. Когда же настал счастливый миг и мы, наконец, состыковались, учить менябыло поздно.

Таамаг выслушала рассказ о детстве Гелаты с интересом.

– А сестры у тебя были? – переключиласьона на любимую свою тему.

– Брат, – кратко ответила Гелата.

Разговаривать про братьев Таамаг былонеинтересно.

– А, ну брат не считается!

– Почему не считается?

Валькирия каменного копья затруднилась объяснить,но вместо нее влезла Бэтла, имевшая кучу двоюродных сестер и братьев, долгоживших с ней в одной квартире.

– Владелец хомяка и владелец бойцовой собакиникогда не поймут друг друга. Сестра – это, по моим наблюдениям, одно, а братсовсем другое. Брат – это стукнуть по лбу, а через два дня, не извиняясь застарое, купить шоколадку. Сестра же – вначале исподтишка уколоть иголкой, апотом тут же не отходя от кассы пожалеть, но шоколадку не покупать, –заявила она.

– А разве братья не защищают? – усомниласьИльга, любящая традиционные формулы суждений.

Бэтла с сомнением хмыкнула, безнадежно пытаясьнашарить взглядом своего оруженосца с его продуктовым патронташем. Вспомнила,что оруженосец на лестнице, и загрустила.

– В исключительных случаях – да. Но чаще ониобучают защищаться сами от себя, а ты потом применяешь те же методы противдругих, – сказала она.

Ламина подошла к Иркиному дивану и наклониласьнад ней.

– Я ее потрогала, а она попыталась укуситьменя за палец! И ещё она вся какая-то влажная! – воскликнула она, невольновстряхивая ладонью.

– Обычный пот! Ты что, сама духамипотеешь? – набросилась на нее Гелата, поддерживая за плечи Ирку, котораяметалась, пытаясь привстать.

– Ты угадала! – сказала Ламина.

Перебодать ее в споре было сложнее, чемспилить вилкой столетний дуб.

Гелата поискала глазами полотенце и, не найдя,промокнула Ирке влажный лоб краем одеяла. Охотясь за ее рукой, Ирка замоталаголовой, точно щенок, который тренирует смертельный укус на хозяйском ботинке.

– Ну это явно не лебедь! Или я совершенноничего не понимаю в лебедях! – пробормотала Гелата. – Уводи всех!Скоро начнется! – велела она Фулоне.

– А ты?

– Я остаюсь! И захватите с собой моегооболтуса, хоть немного от него отдохну!..

Шумная толпа низверглась вниз, до полусмертинапугав поднимавшегося наверх маленького школьника, оказавшегося как раз междуоруженосцами и валькириями. Школьник сдал назад. Его тяжелый рюкзак перевесили, попытавшись поскользнуться, бедняга ухватился за перила.

– Не упал? Не бывать тебе летчиком! –громогласно сообщил ему Вован.

Лестница грохнула хохотом. Перепуганномушкольнику немедленно вручили шоколадку. Школьник ее от неожиданности взял, нодержал с испуганным лицом человека, которому мама запретила брать что-либо улюдей посторонних, которые на 99,9 процента окажутся маньяками и отравителями.

Всю ночь Ирка металась, шептала что-то,бредила. Становилась то холодной как лед, то горячей как утюг. Под утро онауспокоилась, стала дышать ровнее, и Гелата позволила себе задремать рядом.

Проснулась она от острого звериного запаха.Открыла глаза, приподнялась на локтях и хриплым спросонья голосом прошептала:«Ой, мама!» В шаге от нее стояла белая волчица и смотрела на нее желтыминастороженными глазами. На дне глаз плескались осколки луны.

Гелата осторожно свесила ноги. Когда ее втораяступня коснулась пола, волчица негромко заворчала. Поджатый хвост качнулся,однако без всякого дружелюбия.

– Ирка, это я, Гелата. Ты меня узнаешь? –спросила Гелата очень медленно и раздельно.

Волчица перестала рычать и немного склонилаголову набок.

– Всё будет хорошо! Расслабься! Не пытайся сней сражаться! Просто смотри на мир своими глазами! Своими, а не ее! Не дайзверю сломать тебя! Не сливайся с ним! – медленно, надеясь, что Иркапоймет, сказала Гелата.

В коридоре чавкнула дверь, ведущая наплощадку. Волчица вскинула морду, прислушалась и рванула на звук. Хилая дверкакомнаты не выдержала наскока ее передних лап и распахнулась. Кто-то негодующезавопил. Бильярдно застучали обрушившиеся книги в шкафу. Стряхнув последниеостатки сна, Гелата вскочила и, как была, без обуви, метнулась вдогонку. Онапоняла уже, что волчица вырвалась на лестницу.

На бегу Гелата услышала звон. Еще через двапролета увидела осколки, и сразу все стало ясно. Волчица атаковала в прыжкестекло между первым и вторым этажами и в стеклянном дожде вырвалась на улицу.Гелата осторожно просунула голову в раму, нависшую над ней гильотинным сколом.

В предрассветной полутьме дыбились кустысирени. Призрачные коробки домов вязли в ватном одеяле тумана. Отыскать быструюволчицу в этом лабиринте было не по силам даже валькирии.

Гелата вернулась в квартиру, ощущая сквозьчулки холод ступеней. На полпути ей попался взмыленный Корнелий.

– Где она?

Гелата посмотрела сквозь него.

– Уже нигде, – хмуро ответила она.

– Как нигде? Там внизу еще одна дверь! Она несможет ее открыть!

Гелата нервно рассмеялась.