Медальон инквизитора - Наталья Александрова

За ужином Оксана долго пересказывала все, что случилось ночью, а свекровь ахала и прижимала руки к могучей груди. Но пироги были вкусные.

– Это судьба, – сказала свекровь перед уходом, – слышали? – И посмотрела почему-то на своего сына. – Надо свою жизнь пересмотреть и Богу свечку поставить!

– Угу, – промычала Оксана, ей безумно хотелось спать.

– Сама поставлю! – пообещала свекровь. – И Николаю-угоднику тоже!

Муж повез свекровь домой, а Оксана из последних сил потащилась в ванную. Когда-то мама приучала свою дочку расчесывать перед сном волосы сто раз. Сто не сто, но сколько-то раз Оксана проводила по волосам каждый вечер. И волосы, обрадованные свободой, струились по плечам тяжелой волной.

* * *

– Милорд, ну потерпи ты немного! – Хозяин прикрепил поводок к ошейнику, застегнул плащ, нахлобучил кепку и крикнул в глубину квартиры: – Мы ненадолго!

– Купи по дороге молока! – отозвалась из кухни жена.

– Ладно!

Черный пудель вылетел из подъезда, натянул поводок, устремившись навстречу волнующим запахам, наполняющим большой проходной двор. Он хотел обследовать каждый камень, каждый угол, каждую тумбу, возле которой останавливались знакомые собаки, но хозяин не торопился спускать его с поводка. И вообще, вместо того чтобы вести пуделя на любимую площадку, он поволок его во второй двор, где не было ничего интересного.

И даже когда из подвального окошка выбрался драный бывалый кот и пудель, радостно взлаяв, бросился в атаку – хозяин укоротил поводок и потащил пса к подъезду в дальнем углу двора.

Что за странный человек? Нет чтобы погулять самому и подарить пять минут свободы своему любимцу – он который день подряд тащит его в этот дурацкий подъезд!

Пудель понял, что полноценной прогулки опять не получится, и поспешно сделал свои неотложные дела.

Мужчина остановился перед железной дверью и набрал на домофоне номер самой верхней квартиры.

Там, на седьмом этаже, были мастерские художников, у которых вечно толпился народ. Художники и коллекционеры, натурщицы и журналисты, искусствоведы и случайные посетители мастерских плохо знали друг друга и поэтому открывали дверь кому попало.

Вот и сейчас из динамика донесся нетрезвый голос:

– Это ты, Шура? Водки принес?

Мужчина пробормотал в ответ что-то неопределенное, замок щелкнул, и дверь открылась. Мужчина пропустил пуделя вперед, вошел следом за ним в подъезд и закрыл за собой дверь.

Лестница была крутая, полутемная, но впереди его ждало то, ради чего он готов был подняться не на семь, а на семьдесят этажей.

До четвертого этажа пудель послушно бежал за хозяином, но потом он начал показывать признаки утомления – отставал, норовил задержаться на каждой площадке, натягивал поводок.

– Милорд, ну, еще немного! – подбодрил его хозяин.

Пес взглянул в ответ очень выразительно – когда я хотел погулять, ты мне этого не позволил, почему же теперь я должен идти навстречу твоим желаниям?

Хозяин взглянул на часы.

Времени оставалось совсем немного, так что капризы пуделя были недопустимы.

Тут наверху хлопнула дверь, послышались чьи-то спускающиеся шаги, и мужчина решил просто и радикально решить оба вопроса: он подхватил пуделя под мышку, поднял воротник плаща, сгорбился и побрел наверх. Когда впереди показался спускающийся человек, он еще глубже надвинул на глаза козырек кепки и отвернулся к стене, чтобы не встретиться глазами с незнакомцем.

Впрочем, на лестнице было почти темно, так что вряд ли тот его запомнит.

Вот и седьмой этаж.

Из-за приоткрытой двери мастерской доносились громкие голоса, взрывы смеха. Мужчина проскользнул мимо, поднялся еще на несколько ступеней и оказался перед небольшой металлической дверью, на которой висел допотопный амбарный замок.

Мужчина был здесь уже не первый раз и знал, что замок исполняет чисто декоративную функцию. Он снял его с дужки и осторожно, стараясь не слишком громко скрипеть, открыл железную дверь.

За этой дверью был чердак, заваленный грудами никчемной рухляди.

Старые ломаные оконные рамы, пустые ящики и коробки, матрас с торчащими во все стороны пружинами, детский трехколесный велосипед без одного колеса, станина от старинной швейной машинки, битые стекла, доски и просто мусор – все это заполняло чердак сплошным слоем.

Пудель оживился: здесь можно было поиграть, пока хозяин занимается своими непонятными делами. Он углядел в углу рваный резиновый мячик и потянулся за ним, натянув поводок, но хозяин снова строго прикрикнул на него, и пес удовольствовался красной клизмой.

Мужчина осторожно шагал по разъезжающейся груде мусора.

Он был здесь уже не первый раз и нашел среди этого хлама относительно безопасный проход, но приходилось спешить: оставалось всего пять минут до начала.

Он перешагнул через ржавую батарею, поскользнулся на стопке школьных тетрадей, с трудом удержал равновесие. Под ногой оказалось что-то отвратительно мягкое, податливое. Скосив глаза, он увидел, что наступил на дохлого голубя.

Преодолев брезгливость, отшвырнул голубя носком ботинка, пробрался к стене, сделал еще несколько шагов и наконец оказался возле разбитого окошка. Стекол в нем давно не было, из окна тянуло промозглой осенней сыростью, но это не имело никакого значения: он добрался, дошел, он успел вовремя.

Наступил тот миг, ради которого он жил, ради которого мчался сюда, задыхаясь, карабкался по крутой лестнице, пробирался через груды мусора, рискуя подвернуть ногу.

Отсюда, из этого окна, было видно другое оконце, в доме напротив, двумя этажами ниже.

Это было маленькое, совсем крошечное оконце ванной комнаты, и в это оконце мужчина с пуделем мог видеть ее.

Он не зря так спешил. По ней можно было проверять часы. Она как раз вошла в ванную, достала из шкафчика расческу и принялась расчесывать свои удивительные волосы, волосы цвета светлого майского меда. Иногда он видел ее тонкий профиль, длинную шею, обвитую золотой цепочкой, но окошко было такое узкое, что пышные волосы все закрывали.

Ему не было видно ничего, ничего, кроме ее волос, но ему и не нужно было другого. В этих волосах, словно жидкое золото, медленно протекающих через густой гребень, был воплощен для него весь смысл жизни, вся ее красота и прелесть. Он готов был часами стоять здесь, на сквозняке, возле грязного, разбитого окна, и смотреть, как она расчесывает свои волосы.

Он приходил сюда каждый вечер, приходил в волнении, с бьющимся сердцем, не уверенный – придет ли она сегодня?

Несколько раз бывало, что она не приходила – возможно, уезжала куда-то или просто уходила по делам. Тогда мужчина стоял полчаса в жалкой, слабой надежде и вынужден был уходить, чтобы жена ничего не заподозрила.