Всё зелёное - Ида Мартин

Слева от нас очень громко играла музыка.

We found love…[1]

Такая жизнерадостная, танцевальная песня из беспечных детских времен.

Мама была против МТV. Но ей нравилось, как я дурачусь перед телевизором. Она хлопала и смеялась. А я весело прыгала, размахивая руками и ногами. Во мне бурлило столько энергии, что ещё немного и выплеснется через край. Особенно по утрам.

Я была ещё только в первом классе, но уже знала, что такое love и чувствовала, что тоже очень-очень люблю всех и всё вокруг.

Теперь же я понимала английский намного лучше, и в «We found love in a hopeless place»[2] обнаружился совсем другой смысл.

— Это в Пандоре, — заметив, что я прислушиваюсь, пояснила Саша. — Никто не выключил и дверь нараспашку.

Пандорой звали машину Артёма.

— Как же так произошло? Зачем он в корпус побежал? — Саша взволнованно выдохнула.

— Мы там от грозы спрятались, — с памятью, похоже, у меня проблем не было. — Дверь от сквозняка захлопнулась и выйти не получалось. Решили ждать, когда рассветёт.

Я замолчала, вспоминая прошлую ночь. Как жутко сверкали молнии в заброшенном кирпичном корпусе старого лагеря, как лило напропалую, как гулял по этажам завывающий ветер, и как потом, оказавшись запертыми в малюсенькой коморке чемоданной, мы заночевали на деревянных полках стеллажей для багажа.

— Утром пришёл мальчик Ваня, открыл меня и отвёл к тебе на крышу смотреть, как он будет ломать корпус экскаватором.

— Но почему тогда Артём был не с тобой?

Я пожала плечами. Я и сама толком ещё ничего не знала.

В изоляторе оказалось тихо и прохладно. Эхо от наших шагов гулко взлетело к потолку. Внутри никого не было. Пахло мокрыми полами и лекарствами.

Саша проводила меня до кровати, помогла снять туфли, уложила на большую хрустящую подушку.

— Когда-то давно, ещё в началке, у меня постоянно случались приступы лунатизма, — торопливо заговорила она, стоя надо мной. — Я вставала посреди ночи и делала странные вещи. Разрисовала маминой помадой обои в коридоре, выкинула все вещи из шкафа, звонила с городского телефона на рандомные номера, искала ёлочные игрушки под родительской кроватью, чуть не устроила пожар. Развешивала на бельевые верёвки сосиски.

Она засмеялась.

— Да много чего вытворяла, пока мама не вычитала, что нужно класть рядом с кроватью мокрое полотенце, тогда лунатик, вставая на пол, чувствует его холод и просыпается. И это действительно сработало. Погоди, я сейчас загуглю. Как там мама сказала? Анавроз? Амавроз?

Саша замолчала, но буквально через минуту громко воскликнула: «Нашла».

— Если человек обладает чрезмерной возбудимостью, на фоне тяжелых психических травм возникает состояние, именуемое «истерической слепотой». Иногда это длится несколько минут или же может растянуться на месяцы. При возникновении истерической слепоты пациент не нуждается в срочной госпитализации, и в качестве неотложной помощи применяют седативные препараты, транквилизаторы… Вот видишь, так бывает. Сейчас мама придёт, тебе укол успокоительный сделает. Она, кстати, хорошо делает. Не больно. У тебя мурашки. Ты мёрзнешь? — Саша потёрла моё плечо.

— Немного.

— Мне тоже ужасно жалко Артёма. Он был классный. Такой веселый и красивый. Девочки из лагеря с ума по нему сходили. Представляю, сколько слёз будет, когда узнают.

Её слова — как сторонняя информация из телевизора. Будто речь шла о ком-то другом, где-то не здесь.

— Я всегда думала, что если с ним произойдет что-то плохое, то я умру, — сказала я. — Но почему-то не умерла. И конец света не случился. Я даже не плачу. Почему так? Не понимаю.

Я снова протёрла глаза.

— Ну… — задумчиво протянула Саша. — В какой-то мере он для тебя случился. Конец света. Ты же сама сказала, что кругом темнота…

Саша помахала перед моим лицом.

— Слушай, ты же можешь побыть здесь одна? Я быстренько сбегаю туда, просто гляну, что происходит, и вернусь. Хорошо?

В этот момент из соседнего помещения донесся звук распахнувшейся двери и поспешные шаги.

— Девочки, вы не поверите! Это что-то невероятное! — разлетелся повсюду голос её мамы. — Эй, Сашка, ты где?

— Здесь. Что случилось?

— Представляешь, живой засранец! И мало того, что живой — ни одной царапины на нем. Мальчишки только что его вытащили. Говорят, плита так на стену упала, что он под ней, как под крышей, оказался. Поразительно! Вот и не верь после этого в чудеса.

— Ничего себе, — ахнула Саша. — Круто!

— Сейчас буду звонить в неотложку. Отменять. Хорошо бы, конечно, они его осмотрели. Но Боря очень боится огласки. Что его обвинят в халатности. Так что, раз все живы, то и слава богу.

Женщина прошла в палату, где я лежала, и застыла в дверях. Она была высокая, статная с широким гладким лицом. Её белый халат был немного запачкан, а из его кармана торчал карандаш, который, как и всё остальное, я прекрасно видела.

— Это правда? — я резко поднялась и свесила ноги. — Артём жив?

— Живее всех живых, — лукаво ухмыльнулась она. — А ты что, красавица, вскочила? Прозрела, что ли?

— Кажется, да.

— Нет, Саш, а они мне ещё не верят, когда говорю, что в цирке работаю, — с тяжелым вздохом женщина покачала головой. — А ну ложись! Поспишь немного. Проснёшься — как новенькая.

— А можно я схожу, увижу его и сразу вернусь? Мне просто чтобы точно знать, что всё в порядке.

— Пока нельзя. Опять в обморок шлёпнешься, переживательная ты наша. Сашка, тащи димедрол! — она подошла и встала надо мной, скрестив руки. — Я уже двадцать лет с детьми работаю. Всякого насмотрелась. С маленькими, конечно, беспокойно. Глаз да глаз нужен. Зато аспирин, зеленка, бинт и клизма решают почти все проблемы. Но как вот эта ваша вся любовь начинается, тут уже перекисью не обойдёшься. Только успокоительные и помогают. Ну и ремень ещё. Поворачивайся-ка на живот.

Я перевернулась и она, задрав мне подол, легонько кольнула чуть выше бедра. Однако само лекарство оказалось болезненным и, пока она его вводила, на меня вдруг нахлынула детская, беспомощная горечь, жгучее отчаяние и жалость к себе. Слёзы закапали непроизвольно, я сделала вдох, чтобы их сдержать, но вместо него из груди вырвался короткий, сдавленный всхлип. Плечи затряслись, дыхание перехватило и, уткнувшись лицом в подушку, я наконец заплакала.

— Ну, вот и хорошо, — женщина погладила меня по голове. — Значит, отпускает.

Накануне мы с Артёмом серьёзно поссорились. Я наделала глупостей, а он чересчур резко отреагировал и вместо запланированного Диснейленда повёз меня в какую-то глушь под Псковом. Это было неожиданное и спонтанное решение, принятое им из вредности, чтобы меня наказать.