Спасти «Скифа» - Андрей Анатольевич Кокотюха

это несчастье, – начальник гестапо легонько пнул старика, – вообще случайный человек. Он – составляющая группы, в которую связной собирался затесаться. Что удалось из него выбить?

– Научный сотрудник… Был научным сотрудником какого-то здешнего музея. До зимы этого года отсиживались с женой в деревне, у сестры. Когда мы оставили город, поспешил вернуться. А теперь вот не успел убраться. Жена болеет, решил взять какие-то ее вещи для обмена… Представляете, там, в телеге, нашли выходное платье с оборками. Довоенное…

– Ну вот, – Хойке подошел к столу, погасил окурок о дно металлической пепельницы. – Вы сами ответили на свой вопрос, моя помощь в этом вам даже не слишком понадобилась.

Следователь понимал, что недоговаривает начальник гестапо. А Хойке, в свою очередь, про себя закончил мысль, которую не имело смысла озвучивать.

Задержанный старик – непричем. По большому счету, было бы легче, если бы жандарм застрелил и его. Прежде всего – самому старику: смерть от пули избавляет его от пыток в гестапо, пыток совершенно бессмысленных, пыток только лишь ради пыток. Ведь уже с первых слов ясно – несчастный старик оказался не в том месте и не в то время. Теперь его больная жена не дождется не только продуктов, но и мужа, своей единственной надежды на выживание. Ведь отпускать из гестапо старика никто не собирается, отсюда вообще выпускают крайне редко. С ним работали лишь для проформы, машина не должна останавливаться, кровь арестантов смазывает отлаженный механизм дознания, крики истязаемых заряжают необходимой энергией. Выбивать какие-то показания из старика, понимая бесполезность этого занятия, – не только упоение процессом, но и подтверждение: здесь, в гестапо, зря времени не теряют, отрабатывают по полной программе любую, даже заранее бесперспективную версию.

И все-таки, все-таки…

– Ладно, хватит на сегодня, – сказал Хойке. – Заканчивайте с ним, отправьте в камеру.

– Дальше как?

– Время покажет. Допустим, гестапо, в самом деле, не арестовывает невиновных. Убеждается в этом и выпускает человека на свободу. Однако связник ушел, об этом известно его товарищам, оставшимся в городе. Наверняка они знают, с кем вместе он уходил из города. О происшествии мы благоразумно запретили разглашать, пока, во всяком случае. Проверка, надеюсь, проводилась аккуратно?

– В связи с похищением майора Крюгера облавы, допросы, вообще – активность полиции особого внимания не привлекает.

– Видите, нет худа без добра, как говорят русские… Так что, Швабб, старик пока полезнее здесь. Пусть сидит. В ближайшее время на допросы не водить. И еще: реальный след – убитый спекулянт. Обратите внимание на базарную публику, Швабб. С сегодняшнего дня к городским базарам – особое внимание. Даже можно повременить с облавами, это должно успокоить тех, кого мы ловим. Я уверен, что воровство бланков из комендатуры и выписывание фальшивых пропусков – система, налаженная давненько. Активизируйте агентуру в этом направлении.

– Слушаюсь, герр гауптштурмфюрер!

– Да, и еще вот что… Я не зря удалил отсюда переводчика. Ему не нужно слышать подобные разговоры.

– Думаете, разболтает?

– Он скользкий тип, Швабб. Преданный, но скользкий. Я не доверил бы ушам такого нереализованную оперативную информацию. В общем – работайте, Швабб…

Запершись у себя в кабинете, Гюнтер Хойке отпер сейф и достал бутылку коньяка.

Плеснул янтарного напитка в стакан на три пальца. После устроился в удобном кресле – осталось от предшественника, даже начальник управления НКВД, занявший этот кабинет сразу же после того, как зимой город пришлось временно оставить, не выбросил его, не побрезговал сидеть на месте, занимаемом перед этим шефом гестапо, – закинул на столешницу ноги. До прилета специального уполномоченного, посланного сюда, в Харьков, специальным распоряжением из Берлина, оставалось чуть меньше двух часов. Положа руку на сердце, начальника харьковского гестапо именно сейчас вполне устраивало, что у него, вероятнее всего, заберут дело Крюгера. Особая его важность налагала и особую ответственность, чего Хойке совершенно не хотелось. Потому, даже если его отодвинут на вторые роли, такое положение вещей его не озадачит и тем более – не испугает.

Хойке наслышан о Кнуте Брюггене, его аналитических способностях и каком-то особом, стремительном уме. Успешное завершение операции, которую, вне всякого сомнения, возглавит Брюгген, так или иначе прибавит очков аппарату харьковского гестапо. А вот в случае провала вся ответственность целиком ляжет на руководителя. То есть на штурмбаннфюрера СС Кнута Брюггена. Ему же самому намного проще и привычнее заниматься делами вроде сегодняшнего – мелкие диверсии, воровство, листовки, радиопередатчики…

Повертев стакан в руке, глянув сквозь стекло на лампочку под потолком, Хойке выпил – не потягивал напиток, как принято в Европе, а опрокинул одним глотком: приобретенная здесь, в Остланде, привычка.

7

Дверь блиндажа, в котором разместилось командование разведкой полка, закрылась за их спинами, но глаза Сотника и Гайдуком к темноте привыкли быстро.

Они и не отвыкали особо: до сумерек их обоих держали в темном полуподвале без окон, особый отдел распорядился переделать для своих нужд под тюрьму хорошо укрепленный погреб в одном из сельских дворов. А когда их вывели и под конвоем повели, ничего не объяснив, летний вечер уже окончательно вступил в свои права, даже канонада стихла – войне тоже нужна передышка.

В колеблющемся свете каганца, сделанного из гильзы артиллерийского снаряда, Михаил увидел рядом с подполковником Бориным, начальником полковой разведки, генерала Виноградова. На сколоченном из пустых деревянных ящиков столе рядом с каганцом лежали два ремня, две пилотки, ТТ Сотника и «вальтер» Гайдука.

Разглядев генерала, Михаил встал по стойке «смирно», однако не вытянулся – скорее делал старшим офицерам одолжение: арестант, над которым висел военный трибунал и в перспективе маячил штрафбат, мог себе позволить еще и не то. Павел, который был на год старше своего ротного по возрасту и на голову ниже не только его, но и любого другого бойца и командира в полку, за что и получил в роте прозвище Малыш, последовал его примеру.

– Здравия желаю, товарищи офицеры, – проговорил Михаил ровным голосом. – Капитан Сотник из-под ареста прибыл.

– Старший лейтенант Гайдук из-под ареста прибыл, – в тон ему доложил Павел.

– Ладно, арестанты, возьмите свои вещи, оружие, приведите себя в порядок и доложитесь, как положено, – Борин кивнул на стол.

Разведчики молча подчинились. Уже отрапортовав по новой, Сотник не выдержал:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу генералу?

– Что ты еще хочешь, Миша? – вместо соблюдения официального ритуала устало спросил начальник фронтовой разведки.

– Нас совсем отпустили или пока?

– Пока. На время выполнения задания.

– Ясно. Значит, когда вернемся, нас обратно посадят?

– Вы вернитесь сначала, – буркнул Борин.

– Отставить,