Вовлеченные в грех - Шерон Пейдж

Девону нравилось слушать это. Он забывал артиллерийские взрывы и ружейные выстрелы, когда она визжала, извивалась и вскрикивала: «О Боже мой!»

Оседлав его, она двигалась энергично и жестко, упираясь руками ему в грудь, как будто без слов знала, что именно ему нужно.

Но герцогу хотелось видеть, как колышется ее грудь и двигаются бедра, когда он мощными толчками плоти пронзал ее тело. Он жаждал увидеть ее искаженное страстью лицо и глаза в тот момент, когда она тоже испытывала удовольствие.

Ему ужасно хотелось ее увидеть. Но как, черт возьми, это возможно?

В нем закипало разочарование. Девон закрыл глаза, и движения его стали еще мощнее. Ему следовало быть нежнее, двигаться медленнее. Но Сэриз вцепилась в его плечи и энергично гарцевала на нем.

— Да, ваша светлость! — выкрикнула она. — Мне нравится именно так.

Потом ее руки скользнули вниз по бедрам Девона и обхватили его ягодицы. Плоть Девона набухла и затвердела еще сильнее и была готова взорваться. Он запрокинул голову и застонал. Ему хотелось всю оставшуюся жизнь заниматься с ней любовью. Чтобы никогда больше не приходилось думать и вспоминать прошлое.

Ему хотелось доставить ей удовольствие. Он должен подождать, чтобы заставить ее вскрикнуть от величайшего наслаждения.

— Сэриз, любовь моя, чего ты хочешь? — выдохнул герцог. — Я не выдержу!

— Этого! — выкрикнула Энн. — О, ваша светлость… — Подпрыгивая на нем, она издала безумный протяжный стон, от которого Девон мгновенно потерял контроль над собой.

Он напрягся, чувствуя, как оргазм пронзает каждый нерв в его теле, забирая у него все силы. Его мышцы, казалось, превратились в жидкость. Все мысли покинули его, не осталось ничего, кроме удовольствия и пульсации собственного тела.

Под тяжестью ее тела Девон откинулся назад на диванчик, и из его груди вырвался хриплый смех. В груди словно молоток стучало сердце.

Сэриз, задыхаясь, в изнеможении опустилась на него. Ее груди, теплые и влажные, прижались к груди Девона. Его окружил земной запах этой женщины, словно заключая их обоих в мир удовольствия. Девон обнял ее, прижимая к себе крепче, чем прижимал раньше других женщин.

— Вам хочется спать, ваша светлость? — пробормотала охрипшим от криков голосом Энн. — Или вам хочется повторения?

— Хорошо, любовь моя, повторим. — Девон осторожно вошел в ее тело. Ему потребуется время, чтобы восстановиться. Он закрыл глаза и гладил Энн, давая возможность своим пальцам увидеть ее вместо глаз. Так гораздо лучше. Герцог проявлял осторожность, лаская ее, потому что помнил о ее синяках и ссадинах. Девон обхватил руками ее бедра, они были восхитительны, легко пробежался пальцами по круглым ягодицам, наслаждаясь ощущением разгоряченной шелковистой кожи, и Сэриз рассмеялась в ответ приятным, располагающим смехом.

Ее густые волосы шелковистым покрывалом падали на грудь и плечи герцога. Девон собрал эти локоны в руку и поднес к своему лицу, вдыхая их запах. Его плоть снова затвердела, он был готов войти в ее тело и заставить вскрикнуть от наслаждения…

Видение накрыло его так быстро и так резко ударило в голову, что Девон удивился, как не слетел с диванчика. Он снова был на задымленном поле боя, где гремели оглушительные взрывы. Чудовищная тяжесть придавила ему ноги — бок его умиравшей лошади. В просвете между черным пеплом и дерущимися телами он увидел мальчишку. Француз. Разорванная форма. Мальчишка поднял винтовку, и его худое тело дрожало от напряжения, пока он целился в одного из людей Девона. Девон и глазом моргнуть не успел, как в его руках появился пистолет.

За долю секунды следовало принять решение. Застрелить солдата, почти мальчишку, или дать умереть хорошему человеку — мужчине, который ушел на войну, оставив жену и ребенка.

Девон должен был сделать выбор. Этот ужасный, навязчивый, бесчеловечный выбор…

Сэриз пошевелилась.

Он не может это сделать. Не может заняться любовью. Только не сейчас. Он схватил Энн за руки и оторвал ее от себя. Она удивленно и испуганно вскрикнула, когда он резко опустил ее к себе на бедра. Энн попыталась карабкаться вперед, но герцог железной хваткой держал ее за запястья, поэтому она не могла сдвинуться с места.

— Вы… вы делаете мне больно.

— Это не поможет. Ничто не изгонит демонов. Тебе надо встать и идти наверх, в постель.

— Демонов? — хрипло прошептала Энн. — Каких демонов, ваша светлость?

— Уходи, мой ангел.

— Ночные кошмары? Вы это имеете в виду? Расскажите мне о них. Я хочу вам помочь, — соблазнительно мурлыкала Энн. Глупышка хотела, чтобы он раскрыл душу. Перед ней.

— Нет.

— Ваша светлость, пожалуйста. Я здесь, чтобы помочь вам любым возможным способом. — Пальцы Энн пробежались по груди герцога, спустились к животу и коснулись плоти. — Я буду ласкать вас, пока вы мне не расскажете.

Сэриз думала, что, дразня, вернет ему здравый ум. Она решила, совсем как Эштон, будто для этого потребуется немного поговорить и заняться любовью.

— Ты не понимаешь, любовь моя. Я видел людей, разорванных на куски пушечными ядрами и пулями.

Энн замерла, и Девон знал, что это от ужаса. Но неужели она не остановится, пока он не спугнет ее?

— Даже этого достаточно, чтобы наполнить твой мозг вызывающими ужас картинками. Тебе не надо больше слушать меня. Однажды увидев подобное, избавиться от него уже невозможно. На собственных ладонях я вижу человеческую кровь. — Ему надо выпить. Надо побыть одному. Он не хочет никого удерживать здесь. Девон приподнял Энн со своих бедер, намереваясь поставить ее на пол.

— Тебе надо уходить отсюда, — гаркнул герцог, злясь на самого себя. — Поднимайся в свою комнату.

— Я должна остаться. Если вам приснится другой кошмар…

— Ты попытаешься меня разбудить? Подставишь мне свою прелестную шейку? А если я задушу тебя? Или, будучи в безумном состоянии, убью?

— В-вы не станете.

Но уверенности в ее голосе не осталось. Он и сам не был уверен.

— Я причинял людям боль, Сэриз. Разве ты не помнишь, как я схватил тебя и бросил на пол, когда ты впервые пришла сюда? И все это только потому, что ты прикоснулась ко мне. А что это было за прикосновение?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, что ты сделала такое, что заставило меня вскочить и повалить тебя на пол?

— Я… Я убрала волосы с ваших глаз.

— Вот именно. Незначительное прикосновение, но оно взорвало меня, подобно пламени, подбирающемуся к пороховой бочке. Я сумасшедший. Война, сражения, слепота, убийства и скорбь… Я оказался недостаточно силен, чтобы все это, не зацепив, прошло мимо меня. Я не герой войны, потому что меня все время переполняла боль, ярость, скорбь и сомнения. Герой — это уверенный в себе человек, который действует и не тратит время на угрызения совести. Он не скрывается в окаянной темноте. Он владеет собой. А я не могу. Я потерял разум и с каждым днем все больше схожу с ума. Я не становлюсь лучше, а только хуже. Вот почему я держу здесь Тредуэлла — чтобы отпугивать людей.