Седьмой свиток - Уилбур Смит

Время перевалило за шесть, но разница между Соединенным Королевством и Египтом давала надежду, что в Англии рабочий день еще не закончился. Ройан посмотрела номер в записной книжке. Трубку сняли на третьем звонке.

— Отдел археологии. Кабинет профессора Диксона, — произнес строгий голос английской учительницы.

— Мисс Хиггинс?

— Да. С кем я говорю?

— Это Ройан. Ройан Аль Симма. Та, что была Ройан Сэд.

— О, Ройан! Сколько лет, сколько зим! Как вы поживаете?

Они немного поговорили, но Ройан не забывала о стоимости звонка.

— Профессор у себя? — спросила она. Профессору Персивалю Диксону было уже за семьдесят, и он собирался на пенсию.

— Ройан, неужели это вы? Моя любимая ученица.

Она улыбнулась. Возраст не выбил из профессора привычки присматриваться к молоденьким студенткам. Любимыми были самые хорошенькие.

— Это международный звонок, профессор. Я хочу узнать, в силе ли ваше предложение?

— Боже мой, мне казалось, вам некогда?

— Обстоятельства изменились. Я расскажу все при личной встрече.

— Разумеется, было бы замечательно снова с вами встретиться. Когда сможете выбраться?

— Я буду в Англии завтра.

— Боже мой, как внезапно. Не знаю, сможем ли мы так быстро все устроить.

— Я остановлюсь у мамы, неподалеку от Йорка. Переведите меня на аппарат мисс Хиггинс, и я скажу ей телефонный номер. — Профессор был одним из самых умных людей, которых Ройан приходилось встречать, но доверить ему записывать телефонный номер она не могла. — Я перезвоню через несколько дней.

Ройан повесила трубку и легла на кровать. Она ужасно устала, и рука все еще болела, но надо было разработать план и предусмотреть возможные случайности.

Два месяца назад профессор Диксон пригласил ее прочитать лекцию о находках в гробнице царицы Лострис, о производимых там раскопках и о свитках. До него, разумеется, дошла книжка и особенно заинтересовали сноски в конце. Издание вызвало бурный интерес; они с Дурайдом получили много писем от египтологов, как профессионалов, так и любителей, со всего света. Некоторые пытались связаться с ними из Найроби и Токио, и все спрашивали о том, правдива ли книга и действительно ли она основана на реальных фактах.

В то время Ройан выступала против того, чтобы писателю дали доступ к расшифровкам, тем более что они не закончены. Ей казалось, что строгое научное исследование низвели до уровня фантастики. Происходящее напоминало ей то, как Спилберг опошлил палеонтологию, устроив парк, полный динозавров.

Но в конце концов даже Дурайд выступил против нее. Дело, разумеется, было в деньгах. Департаменту не хватало денег, чтобы заниматься научными исследованиями. Когда доходило до крупных проектов вроде перемещения храма Абу Симбел на новое место, выше Асуанской плотины, спонсоры жертвовали десятки миллионов долларов. А вот на ежедневные расходы такого финансирования привлечь не удавалось.

Половины дохода от продаж книги «Речной бог» (именно так ее и назвали) хватило на целый год исследований. Но даже этого оказалось мало, чтобы побороть скептицизм Ройан. Автор вольно обращался с добытыми из свитков сведениями, приукрасил исторических персонажей и выдумал истории, свидетельств которым не было. Особенно обидным ей казалось то, что он изобразил Таиту, древнего летописца, хвастуном и тщеславным позером. Почему-то это раздражало Ройан.

Объективно говоря, автор постарался сделать научные факты доступными широким массам, и Ройан пришлось признать, что в этом он преуспел. И все же ее научное образование восставало против популяризации таких чудесных и древних вещей.

Она вздохнула и выкинула эти мысли из головы. Поздно что-либо менять, и такого рода размышления только попусту злят.

Ройан обратилась к более насущным проблемам. Если она собирается прочитать лекцию, о которой говорил профессор, то необходимо взять с собой слайды, которые по-прежнему лежат в ее кабинете в музее. Размышляя над тем, как бы половчее получить их, не приезжая на работу лично, Ройан поддалась усталости и уснула поверх покрывал прямо в одежде.

Как оказалось, решение проблемы лежало на поверхности. Ройан позвонила в администрацию и договорилась, что коробку со слайдами пришлют с одним из секретарей в аэропорт.

Вручая посылку возле стойки регистрации «Британских авиалиний», секретарь сообщил:

— Утром, после открытия, в музей приходила полиция. Они хотели поговорить с вами, доктор.

Должно быть, выяснили, на кого зарегистрирована взорванная машина. Ройан порадовалась, что у нее есть британский паспорт. Если бы она попыталась покинуть страну с египетскими документами, задержки были бы неминуемы — наверняка полиция наложила ограничения на все контрольно-пропускные пункты. Как бы то ни было, она не встретила никаких затруднений. Оказавшись в зале отлета, Ройан подошла к газетному киоску и изучила, что пишут в прессе.

Во всех местных газетах была напечатана история о взрыве ее машины. Большая часть журналистов вспомнила историю убийства Дурайда и связала два события. В одной из статей намекали на участие исламских фундаменталистов. На первой странице «Аль-Араб» поместили фотографию Ройан с Дурайдом, сделанную всего месяц назад во время приезда французских туроператоров.

У нее защемило сердце при виде покойного мужа. Он выглядел таким симпатичным и благородным, а она держала его под руку и улыбалась. Ройан купила по экземпляру каждой газеты и взяла в самолет.

Во время полета Ройан попыталась записать в блокнот все, что Дурайд рассказывал о человеке, которого ей следовало отыскать. Ройан озаглавила страницу «Сэр Николас Куэнтон-Харпер (баронет)». Муж рассказывал, что прадедушка Николаса получил титул за работу в британских колониальных войсках. Три поколения этой семьи поддерживали тесные связи с Африкой, а особенно с британскими колониями и сферами влияния в Северной Африке — Египтом и Суданом, Угандой и Кенией.

По словам Дурайда, сам сэр Николас служил в Африке и странах Залива. Он свободно говорил по-арабски и на суахили, кроме того, прославился как любитель-археолог и зоолог. Подобно отцу, деду и прадеду, Куэнтон-Харпер устраивал многочисленные экспедиции в Северную Африку, чтобы пополнить свою коллекцию и побывать во все более далеких землях. Он написал ряд статей в научные журналы и даже читал лекции в Королевском географическом обществе.

Когда его старший брат умер бездетным, сэр Николас унаследовал титул и поместье «Куэнтон-Парк». Он вышел в отставку и занялся имением, в котором значительную роль играл семейный музей. (Его основал прадед Николаса, первый баронет, в 1885 году.) Музей вмещал одну из самых крупных частных коллекций африканской фауны, однако не менее знамениты были и собранные там предметы искусства из Египта и с Ближнего Востока.

И все же, судя по словам Дурайда, в характере сэра Николаса скрывалось какое-то дикое начало. Было очевидно, что он не побоится преступить закон и подвергнуться сильному риску, чтобы пополнить коллекцию «Куэнтон-Парка».