Девочка с острова цветов - Даша Семенкова

Пусть сами они вели себя вполне благопристойно, но среди туземцев появление властей вызвало небольшой переполох. Они вскакивали с мест, кланялись, шушукались за их спинами. Анне пришлось снова наводить порядок среди дикарей, а брат Рикарду в это время проводил своих соотечественников к специально оставленным свободными первым рядам.

Будто соперничая с туземцами в бесчестии, сеньор Канела тоже отличился, едва не доведя бедолагу монаха до отчаяния. Капитан был закоренелым холостяком, но земных наслаждений не сторонился, и, находясь вдали от культуры и цивилизации, не слыша ни от кого ни вразумления, ни осуждения, взял к себе в дом хорошенькую туземку и жил с ней, как с женой, никого не таясь. А сегодня не нашел ничего лучше, как привести ее в церковь и посадить рядом с собою.

Потеряв дар речи, брат Рикарду бессильно наблюдал за происходящим. С минуты на минуту начнется месса. Отец Мануэл выйдет к амвону и вместо благочестивой паствы увидит все это. «Содом и Гоморра! – мысленно ругался монах. – Несчастные, погрязшие в праздности и пороке... Я и предположить не мог, насколько плохи здесь дела, если даже наши сограждане, призванные нести свет цивилизованности в эти дикие земли и подавать пример, вместо того сами теряют всякий стыд!»

Вопреки опасениям монаха, отца Мануэла как будто ничуть не удивило и не возмутило происходящее. Он вышел, величественный в своем белоснежном облачении, и невидимый свет его веры словно отразился на лицах всех, кто был в церкви. Разом смолкли разговоры, выпрямились спины, взгляды устремились к священнику. Туземцы даже не поприветствовали его как обычно, словно боясь нарушить эту наступившую вмиг тишину и неподвижность.

Отец Мануэл начал литургию и держался при этом так, словно вокруг был большой и роскошный собор, наполненный аристократами и братьями по вере. Его слушали, затаив дыхание, несмотря на то, что никто из жителей деревни не знал латыни и не мог понять, о чем шла речь.

Туземцы внимали мессе с любопытством, ни на одном из лиц не промелькнула даже тень скуки. Впечатление немного портило то, что они не запомнили всех правил поведения и то и дело путались. Когда европейцы вставали на колени для молитвы, туземцы по привычке принимались совершать земные поклоны, и из-за нехватки места выходило, что кланялись они не алтарю или распятью, а в разные стороны, кому как было удобно. Слов гимнов почти никто не выучил, отчего пение было несколько нестройным, а когда наступала пауза между гимнами, возникшую тишину нарушало кудахтанье перепуганной курицы, которую дарительница наотрез отказалась вынести прочь и посадила, связанную, рядом с другими подношениями.

Когда же отец Мануэл начал проповедь на местном диалекте, в толпе прокатился одобрительный гул. Как и большинство собратьев, посвятивших себя миссионерской деятельности, он был убежден, что недостаточно просто крестить туземцев, необходимо донести слово Божие. Туземцы такой подход оценили, кивали головами, слушая речь священника, пусть даже некоторые слова он произносил неправильно и смысл порою выходил немного странным.

Но вот все закончилось. Жители деревни расходились, оживленно беседуя. Они явно остались довольны, и брат Рикарду нисколько не сомневался, что теперь-то те, кто избегал крещения, перестанут упорствовать. Он забыл обо всех неудобствах, причиненных дикарями – сейчас они виделись ему невежественными, но добрыми и по-своему мудрыми. Возникало желание немедленно спасти душу каждого из них. Брат Рикарду в мечтах уже видел Ларантуку обновленной. Заметив успех в их начинаниях, Орден непременно выделит помощь и средства. Миссия расширится, можно будет основать монастырь, школу, принимать паломников. Город начнет процветать и прославится своим благочестием.

Увы – вскоре мечты его рассеялись, как утренний туман. Туземцы отнеслись к мессе с живым интересом, и следующая проповедь вновь собрала целую толпу, но стоило им выйти за порог храма, как они возвращались к прежней жизни, не собираясь расставаться с суевериями и предрассудками. Оставив в церкви дары, они в тот же вечер возлагали подношения на алтари своих языческих божков. Крещение в католической вере не отвращало их от поклонения идолам. Те же, кто крещен не был, все так же упорно отказывались от совершения таинства.

– Не торопись, брат мой, – утешал отец Мануэл. – Главное, что люди готовы слушать об истине, значит, рано или поздно она достигнет их сердец и направит на верный путь.

– Я не допускаю ни малейших сомнений в том, что вы поступаете как должно, но все же не следует ли проявить большую бескомпромиссность? Капитан с самого начала предлагал в ваше распоряжение солдат, хватило бы нескольких дней, чтобы уничтожить все богомерзкие идолы и алтари в округе.

– Никогда не поздно будет сделать это. Зерна веры уже дают всходы в сердцах, быть может уже завтра жители деревни своими руками очистят и дома, и души свои от скверны язычества. Не будем так скоро лишать их этой возможности.

И они ждали. Снисходительность приносила плоды: священника любили, считали мудрецом и все чаще приходили за советом. Никому он не отказывал в помощи, заодно наставляя на праведный путь. Паства росла. Со временем праздный интерес к богослужениям угас, и они не собирали больше всю деревню, но те, кто приходил, понемногу отворачивались от старых богов.

Или старались поклоняться им тайно: порою сложно было угадать, идол ли стоит в доме или просто статуя, украшение носит женщина или языческий оберег, а традиционные песни от молитв духам и вовсе казались неотличимыми. Брат Рикарду наблюдал за туземцами и все никак не мог отделаться от чувства, будто вся их повседневная жизнь подчинена дьявольским ритуалам, незнакомым, непонятным, секретным, еле уловимым, как шепот заговорщиков за спиной.

«Неужели он этого не замечает? – думал монах, глядя на отца Мануэла. –  Или делает вид, что не замечает? А может, мне и вправду мерещится угроза там, где ее нет?»

Он хотел поговорить о своих опасениях со священником, не за тем даже, чтобы получить совет или объяснения, но вновь убедиться в его несокрушимой уверенности, напитать ею свой дух. Но работа занимала почти все дни, а вечерами брат Рикарду начинал стыдиться своего малодушия и мнительности, да так и не решался завести разговор. До тех пор, пока отец Мануэл не начал его сам.

– Мы многое успели совершить во благо здешних мест, – сказал он однажды за ужином. – И многое узнали об этой части острова. Каково твое мнение, мой друг? Я хотел бы услышать обо всех идеях и наблюдениях, что накопились у тебя за время служения в Ларантуке.

Собираясь с мыслями, Брат Рикарду посмотрел в сторону, где за освещенной верандой сгущалась тьма позднего вечера. Над лужайкой неподалеку плыли, подмигивая, крошечные зеленые огни – в разгар сезона дождей светлячков появлялось особенно много. Душная жара дня сменилась прохладой, на низком столике дымился кофе, который подали после ужина. Было уютно, сонно, хотелось просто наслаждаться легкой беседой и хоть на время забыть о тревогах и заботах. Но отец Мануэл ждал ответа.

– Несомненно, усилия приносят плоды. Ларантука ощутимо изменилась за столь небольшой срок. Но впереди нас ждет немало работы. Я думаю, что привлечь людей в храм недостаточно, мы должны бороться со злом за их души.