Северный крест - Валерий Поволяев

Перебежчики, угрюмо набычившись, смотрели на генералов — ждали, что те скажут.

Миллер пожалел, что оставил в кабинете стек — подарок генерала Айронсайда, ткнул пальцем в ближайшего пленного, высокого, с военной выправкой человека, с независимым видом отвернувшегося от генералов.

— Кто таков? — спросил Миллер.

Пленный вытянулся, отчеканил:

— Бывший поручик Чижов.

— Почему бывший?

— Раненым попал к красным, те и переоформили меня в свою гвардию, дали под начало батальон...

— К нам перешли добровольно?

— Так точно! Ждал удобного момента, ваше высокопревосходительство. Момент представился, но не сразу...

— Взять в руки оружие и повоевать за матушку Отчизну готовы?

— Так точно!

Миллер перевёл взгляд на следующего пленного.

— Кто таков?

— Дроздов Фёдор Николаевич.

— Где служил?

В рыжеватых глазах Дроздова мелькнуло смятение. Он помял рукою горло, перевязанное серой замызганной тряпкой.

— В Онеге, в красногвардейском отряде, охранявшем переправу через реку. Там сложная переправа, а без неё дороги нет никуда, господин генерал.

Конечно, экземпляр этот был примитивнее поручика, хотя подкупали рыжеватые живые глаза, блеск, трепетавший в них.

— А по воинской специальности кто? — спросил Миллер.

— Сапёр.

Миллер оживился.

— Сапёров нам не хватает. Отойдите-ка, милейший, в сторону, в распоряжение моего адъютанта. Он запишет ваши данные.

— Я уже служил под вашим началом, господин генерал. Когда услышал, что вы стали командовать войсками, решил перейти на вашу сторону.

Отрадный поступок.

— Где именно служил? — решил уточнить Миллер.

— На Северо-Западном фронте, под Ригой.

Миллер покачал головой — Северо-Западный фронт, где он тянул лямку в должности начальника штаба армии, которой командовал генерал Плеве[10], оставил в его памяти не самый добрый след. И прежде всего — сам Плеве Павел Адамович, до обмороков изводивший подчинённых своими придирками. Дело доходило до унижений, после которых офицеры стрелялись. А Павлу Адамовичу хоть бы хны, только баки свои оглаживал да с загадочным видом поглядывал куда-то в сторону, будто хотел заглянуть за горизонт.

Начальник штаба не был исключением — пожалуй, от старого капризного генерала ему доставалось больше всех. Дело дошло до того, что Миллер как-то пожаловался своему гостю — протопресвитеру русской армии и флота отцу Георгию Щавельскому:

— Мочи нет работать с ним... Не могу больше. — Миллер помял пальцами горло, потом ребром ладони провёл себя по кадыку — жест был простонародный и очень понятный. — Не дай бог опоздать к нему на доклад на пять минут — тут же устраивает скандал. И никогда не поинтересуется, почему опоздал. — Миллер невольно покрутил головой — ему было больно.

Всем, всему Северо-Западному фронту было известно, какой Миллер аккуратист, как чётко действует, а если уж он куда-то не приходит вовремя — значит, на то есть очень серьёзные причины.

— Я готов пойти куда угодно, кем угодно, лишь бы был избавлен от такого начальника. — Голос Миллера сделался влажным, генерал был очень расстроен.

Отец Георгий понял, что происходит в душе Миллера, в успокаивающем жесте положил руку ему на плечо.

— Готов пойти куда угодно и кем угодно, — повторил Миллер, вновь помял пальцами горло, — хоть командиром батальона в соседнюю армию. Служба с Павлом Адамовичем становится хуже каторги.

— Я постараюсь вам помочь, — пообещал отец Георгий.

Он помог — передал содержание разговора самому Николаю Александровичу, государю. Тот хорошо знал Миллера по службе в лейб-гвардии — проходили по спискам одного полка. Николай Второй просьбу запомнил. Двадцать третьего августа 1915 года государь занял пост Верховного главнокомандующего, сместив с этого места своего двоюродного дядю, великого князя Николая Николаевича[11]. Через несколько дней новый Верховный произвёл рокировку в руководстве Северо-Западного фронта — забрал к себе в Ставку Алексеева, командовавшего фронтом, на его место передвинул Плеве, а на место Плеве поставил генерала Гурко — толкового молодого ироничного командующего.

Работать с Гурко было приятно.

Однако без Плеве, честно говоря, как-то скучно сделалось. Миллер потом много раз спрашивал себя — а не слишком ли он завысил планку своих претензий к Павлу Адамовичу?

Вот о чём он вспомнил в завшивленном, грязном, насквозь пропахшем бедой лагере военнопленных в Соломбале. Собственно, это даже не лагерь был, а обычный фильтрационный пункт.

Кое-кому из находящихся здесь людей предстояло побывать в настоящем лагере, кое-кому — надеть погоны Белой армии и пойти на фронт.

— Служили в Пятой армии? — спросил у солдата Миллер.

— Так точно. В отдельном сапёрном батальоне.

Существовал такой батальон в Пятой армии.

Очень нужное было подразделение.

— Командующим армией тогда кто был — Плеве или Гурко?

— Этого я не знаю, господин генерал. Так высоко я не летал.

Миллер понимающе качнул головой, перешёл к следующему перебежчику, круглому, как шар, — от голода люди, случается, опухают и делаются круглыми, как надутые воздухом пузыри, — с лишаями на крупной, остриженной под ноль голове.

— Кто таков? — спросил Миллер.

Лишаистый поднял на Миллера равнодушные глаза.