Арии - Дмитрий Колосов

Случайно ли Луна стала шаманским светилом? Или все дело в ночи, великой хранительнице многих тайн? Нет, все-таки главная в этой паре – Луна, а ночь лишь приложение к холодному светилу. Если принять на веру версию о том, что изначальной энтеогенной сомой являлись грибы, то стоит отметить, что они растут преимущественно в лунное время – ночью, и соответственно люди воспринимали Месяц-Луну как высшее божество, связующее с миром.

Луна даровала просветление, а Солнце виделось скорее злым началом. Архаический человек не воспринимал еще Солнце дарователем жизни, как будут воспринимать его Гильгамеш и Эхнатон. Люди чтили прежде всего Луну и ее порождения: лепили изображения быка, взрастителя ночных грибов, поклонялись леопарду, охотящемуся при свете ночного светила. И обращали к Луне свою мольбу, ибо она питала духом формы, сотворенные Землей.

Рогатый месяц, порождающий быка, – многозначная метафора архаичного человека! Месяц порождает быка, бык с помощью месяца дает жизнь грибу (у авестийцев луна именуется гаоцитрой, то есть «содержащей семя быка»), гриб открывает глаза человеку, сознающему свою бесконечность и величие – можно б сказать богоподобие, но боги в сей миг еще не зародились на бренной земле, и потому правильней будет сказать – сверхчеловечие.

Возникает цепочка луна-бык-гриб-бессмертие, отчетливо, к слову, прослеживающаяся в известном мифе о похищении Европы. Сюжет легенды, если вы помните, незамысловат – похотливому распутнику Зевсу приглянулась финикийская девица Европа, он подманил ее, обернувшись прекрасным быком, похитил и унес на Крит, последнее пристанище гиланической культуры.

Сюда же возвращаемся и мы. Туда, где совсем недавно, какие-нибудь три с половиной тысячи лет назад, наслаждались жизнью лунные люди, счастливые в своем неведении того, что завистливое солнце уже приуготовило кровавый финал их счастью.

Человек издревле склонен к перемене места, будь то банальная поездка за город или же переселение на другой континент. То же странное свойство присуще и многим народам, стаями покидавшим отчие края и пускавшимся на поиск лучшей доли. Вопросом, что двигало человеком в стремлении к странствиям, задавались многие. И в основном склонялись к выводу, что во всем виновата природа. С этим трудно спорить, ибо в эпоху варварства большинство племен снимались с насиженных мест, гонимые засухой, реже потопами – изменением климата и связанной с тем изменением мутацией ландшафта.

Но толчком к массовой миграции мог стать демографический фактор. Рост населения не раз заставлял людей оставлять насиженные места и отправляться в странствия в поисках лучшей доли. Достаточно вспомнить великую колонизацию эллинов, щупальцами расползшуюся с юга Балкан сначала на восток, а потом и на запад.

Серьезным аргументом для переселения становилась и вражда с могущественными соседями: некогда предки греков бежали от предков фракийцев, потом хунны – от китайцев, потом германцы – от гуннов…

Все миграции подобны в стремлении к перемещению ради обретения лучшей доли, но разны характером. Порой пришельцы стремились вытеснить, а то и уничтожить коренное население, порой мирно соседствовали и даже сливались с ним. Автохтонная культура коренных обыкновенно – частично или полностью – сохранялась, от пришельцев же, бывало, не оставалось даже могил.

Примерно десять тысяч лет назад взяли старт два грандиозных витка миграций, в буквальном смысле слова перепахавшие лик Европы и Передней Азии.

На юге толчок миграционному взрыву дала Сахара, этот чудесный первобытный рай, в котором много поколений благоденствовал человек. Здесь на протяжении нескольких тысячелетий процветало поистине показательное партнерское общество со всеми его достоинствами и недостатками. Природа здесь давала человеку столь много, что он не утруждал себя излишними тяготами. Покрытые сочной зеленью равнины, весело журчащие в пробитых течением скалах реки, стада съедобной живности, плоды земли… Здесь, на североафриканских равнинах раздобыть пищу было легко, как никогда и нигде. Быть может, человек впервые получил время для досуга, который для нас, своих потомков, использовал весьма полезно. Обитатели Сахары отметились невиданной прежде страстью к искусству, искусством, однако, это занятие не воспринимая. Они просто фиксировали на камне свою жизнь: обряды, охоту, развлечения, отдых. Стены причудливых лабиринтов Тассили сохранили пятнадцать тысяч картин, высеченных на скалах.

С течением времени климат в Северной Африке постепенно менялся – не в лучшую для человека сторону. Богатый травяной покров – основа изобилия – лысел, на смену ему приходили леса, оказавшиеся не по нутру столь милым желудку человека стадным тварям. Те уходили прочь, а человек лишался своего главного источника пищи, будучи к этому не готов. В условиях благоприятного климата и изобилия пищи он расплодился и, когда число диких животных сократилось, был вынужден прибегнуть к экстенсивному скотоводству, что окончательно подорвало хрупкую экосистему Северной Африки. Человек, самое истребительное на свете существо, оказал губительное воздействие на рай, который отплатил человеку тем, что перестал быть раем. Исчезли зеленые луга, покрывавшие склоны. Стремительно сокращались рощи, дающие прохладу, древесину и пищу. Одна за другой умирали реки, обращаясь в вади – русла, наполняемые водой лишь во время дождей, все более редких из-за сместившихся циклонов.

Происходящее подтолкнуло человека оставить свой дом и отправиться на поиск нового рая. Люди двинулись на восток. Почему именно на восток? Мы не намерены вести здесь подробный разговор по поводу психологической подоплеки миграций архаических племен, зависящих зачастую от восприятия солнца. Это – удел другой книги. Отметим лишь, что путь на юг был труден, да и сам юг пугал дикостью обитающих там племен и кажущейся дикой природой. Земли к западу не были изобильны, к северу простиралось море. Оставался восток… Сначала двинулись в путь племена буйвола, затем круглоголовые, а потом и полорогие (так условно именуются культуры Тассили X – IV тысячелетий до н.э.). Волна за волною они следовали на восток, занимая новые земли. Едва ли они покоряли местное население – чаще сливались с ним или, не находя взаимопонимания, шли дальше. Обитатели Сахары поучаствовали в этногенезе многих древних народов, покуда не растворились окончательно в ближневосточной генетической каше. Но они дали толчок последующим миграциям. Уже новые племена, используя в качестве трамплина долину Нила и Аравию, шли дальше и дальше.

Миграция сокрушила привычную социальную структуру, основывающуюся на относительном равноправии и лидерстве наиболее духовно одаренных членов общины – шаманов. В результате проблем, связанных с любым глобальным перемещением, резко возросла роль мужчин, способных биться до смерти за жизнь соплеменников и за имущество племени в случае столкновения с враждебным обществом. Наиболее сильные и храбрые выделялись из общей массы, образуя касту вождей.

Семиты и хамиты были людьми не то чтоб воинственными, но готовыми постоять за себя. И если речь заходила о плодородном куске земли или обильном выпасе, пришельцы без колебания вступали в конфликт с местными племенами. Потому-то большинство племен либо поделились с агрессорами своими землями, либо были ассимилированы, а не исключено, что и истреблены, хотя до подобной крайности вряд ли дошло. На обильных землях Западной Азии возникли суперкультуры: Натуфийская в Палестине (VIII тысячелетие до н.э.) и Чатал-Хююк и Хаджилар в Анатолии (VII тысячелетие до н.э.). Материальный уровень этих культур весьма высок: орудия, найденные здесь археологами, поражают невиданным прежде совершенством, как и керамика, словно две капли воды похожая на темные монохромные гончарные изделия, найденные в Сахаре.