Стальное сердце - Олег Дивов

Тим улыбнулся. «Поскольку к фотографиям я особого интереса не проявил, значит, аудиенцию пора заканчивать. У них тут с мелким, видимо, будет серьезный разговор. Ох, до чего же биоэнергетики старшего поколения любят все секретить! Инстинкт самосохранения. Ладно, сделаю дело и уйду».

– Вы не знаете, где сейчас может быть Рябцев? Владимир Владимирович? – поинтересовался Тим. – Похоже, его нет в Москве.

Полынин задумался.

– Интересный человек, – неожиданно выдал он фразу, которой Тим совсем не ожидал. – Его идеи… подчас неожиданны. Но всегда интересны. Я не знаю, Тимофей. Он заходил на той неделе. Но не говорил мне, что куда-то собирается.

Тим кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Спасибо. Я зайду, как только у меня будет для вас обнадеживающая информация.

По такому поводу Полынин даже встал и лениво протянул Тиму широченную ладонь. Взяв ее в руку, Тим чуть было не «щелкнул», настолько она оказалась теплая. Мелкий с Тимом попрощался без сожаления. Тим явно не произвел на него впечатления понимающего собеседника. Он был просто вежлив и внимателен – а таких мелкий мог найти сколько угодно в ближайшей психбольнице. И наверняка успел немало повидать к сегодняшнему дню.

Тим «щелкнул»-таки, выйдя на улицу. Полынинская лаборатория долбила в небо рыжим светом, что твой вулкан. На фоне нулевой активности пятиэтажного жилого дома, подвал которого занимали ученые, это было очень красиво.

Тим «щелкнул» глубже, потом еще глубже, потом до упора. Но силовых линий на почве не разглядел. «Похоже, мое восприятие активнее всего ночью, – подумал он. – Может быть, ведь я «сова». Ярко выраженная. А Полынин ярко выраженный сенс. И тем не менее никогда свой дар не обнаруживает при посторонних. Только однажды я его застукал, когда он ладонью обшаривал какой-то датчик. Но это я, сенс, мог определить, что он его «нюхает». Конечно, вряд ли бы Полынин многого добился, если бы при разработке приборов себя не использовал в первую очередь как прибор».

Тим закурил и двинулся к метро. На ходу он размышлял о том, какая, наверное, у Полынина была непростая жизнь. Сильному экстрасенсу для того, чтобы дослужиться в науке до докторской степени, нужно быть очень сдержанным и волевым человеком. Природа сенса такая – он хочет использовать свой талант, постоянно тренировать и развивать его. А значит – время от времени его будут на этом деле засекать посторонние. И тут же пойдет нехороший слушок…

«Но ведь он нашел выход», – подумал Тим. Действительно, Полынин оказался достаточно умен, хитер и расчетлив. Он работал в той области знания, в которой, как ему казалось, были корни его паранормальных способностей. Работал успешно. И в итоге получил собственную лабораторию. Собрал вокруг таких же сенсов, только послабее, и начал сооружать технику для локализации подземных аномалий. На радость якобы геологам. «Хотя я-то уверен, – мысленно усмехнулся Тим, – что этот его Институт минералогии, и еще какой-то логии, и чего-то еще – только прикрытие. На военных ты работаешь, Полынин. Не на ГБ, не такой ты человек, я-то знаю, я ведь тоже сенс. Но что-то ты делаешь для генералов, это уж сто процентов. Умница ты, Полынин.

Я только одного не понимаю – зачем ты пошел на контакт с журналистом? Журналисты не любят недосказанностей. А ты постоянно о чем-то умалчиваешь. И на многое намекаешь. Допустим, ты хочешь предупредить об опасности. Но кто мне даст опубликовать твое предостережение? У меня нет доказательств. Я мог бы их привести, опираясь на свои возможности сенса. Но стоит мне в редакции произнести это проклятое слово – «экстрасенс», и каюк. Ребята видели достаточно шарлатанов и психов для того, чтобы над словом этим хохотать до упаду. И предложат они мне сходить подлечиться. А показать им красивый фокус я не смогу. Я не фокусник. Я биоэнергетик. Я лечу некоторые болезни, стабилизирую давление и работу сердца, провожу то, что я называю «балансировкой организма в целом». Но я не умею смотреть через стену, внушать мысли на расстоянии и угадывать карты Зенера. Может быть, пока не умею. А может, и никогда не смогу. И что же мне – как Полынин, всю жизнь прятать свой дар от людей? Вот уж фигушки. Но как именно действовать, я еще не придумал».

Тим остановился у винного магазина и глубоко задумался. В магазине было хоть шаром покати, но у входа околачивались бутлегеры. Тим почувствовал мелкие, с гаденькой пеной, волны интереса, идущие от них.

«Я получил информацию, которая может перевернуть мир. Хуже, чем перевернуть, – сломать, изуродовать. Интересно – окажись в моих обстоятельствах не сенс, а обычный человек, просто нормальный журналист… Посмеялся бы. Или постарался бы как можно скорее все забыть. Как ни крути, а тема – гроб. Такой материал в редакции не просто задавят, а даже затопчут. Вместе с автором.

Но главное – пусть даже спустится с неба архангел и откроет мне «зеленую улицу», – я вообще не уверен в том, что это стоит публиковать.

Сейчас народ газетам верит как никогда. Но информация, которой я собираюсь с ним поделиться, не уместится в головах. И меня поднимет на смех вся страна. А потом тысяч десять-двадцать психов бросится на улицы, крича, что ими манипулируют. Это будет очень закономерно. Это уже начинается. В девятнадцатом веке модно было косить под Наполеона. А в двадцатом модно воображать, что у тебя в голове радиоприемник, принимающий сигналы от Фиделя Кастро.

Выходит – я ничего не могу сказать людям. Но как же мне дальше жить?»

Тим закусил губу, повернулся на каблуках и решительно двинулся за водкой.

* * *

Выставив перед собой топор, мягкими неслышными шагами Тим продвигался вперед по тускло освещенному узкому коридору. Он плохо видел, в глаза текло что-то скользкое и липкое, но не хватало сил утереть лоб. Страшно было даже на секунду отпустить рукоятку тяжелой железяки, которая давала Тиму единственный шанс отбиться от кошмара, прячущегося за углом.

Кошмар не заставил себя ждать – издалека, отражаясь от стен, донесся хриплый утробный рык вервольфа. Тим похолодел. Он уже знал, что будет дальше. Помнил развитие событий до мельчайших подробностей и не хотел услышать еще раз свой безумный предсмертный вопль. Тим остановился и замотал головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Не открывая глаз, он бился на кровати, как выброшенная на берег рыба.

Из-за угла показалась оскаленная морда, то ли волчья, то ли медвежья. И взгляд ее желтых глаз был настолько ужасен, что Тим заорал, рванулся и проснулся. Весь в поту, судорожно вцепившись в одеяло, он лежал, глядя в потолок, напрочь парализованный страхом.

– Как дела? – спросил голос.

Тима словно ударило током. Он скрутился на кровати узлом, инстинктивно пряча голову под подушку. «Опять этот голос на грани яви и сна! Все тот же голос». И на этот раз Тим поймал самое главное. Этот голос пришел извне. Его не вытолкнуло наружу подсознание, он не был сгенерирован где-то в мозгу. Нет, он появился из-за стены и пронзил Тима насквозь, как пронзает голубая молния. Тим почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Слезы беспомощности перед чем-то сильным, неведомым, страшным.