Стальное сердце - Олег Дивов

Она протянула руку через стол и погладила его пальцы. И опять сморозила глупость:

– Это были ОНИ?

Тим прикрыл глаза и чмокнул губами.

– Забудь ты мою трепотню, – сказал он ласково.

И Ольга почувствовала, что у нее дрожат колени.

* * *

Мягкими короткими шажками Тим двигался по комнате. Он работал сейчас на самом глубоком уровне пси, и окружающий мир был настолько сложен, что Тиму время от времени становилось просто неприятно. «Никогда я все это до конца не пойму. Никогда я в одиночку всего не разгадаю. Как все эти излучения взаимодействуют, как уживаются друг с другом, такие разные, такие непохожие? И все-таки их природа едина. Ладно. Вот еще черное пятно. Это с меня ночью сыпался шлак. Сможем мы это пятно стереть? А сможем, сможем… Вот так, получается. Отлично. Дальше».

Тим осторожно прошел сквозь линию глобального поля Хартмана – голубые стенки толщиной сантиметров в двадцать разбили комнату на прямоугольники сумасшедшей трехмерной шахматной доски. В углу – слава богу, что в углу, – ярко светилось одно из пересечений. «Где-то в земле прямо под этой крестовиной лежит центральная зона водоносной жилы. Говорят, достаточно пару лет поспать в таком уголке, чтобы схлопотать рак. А вот и диагональная сеть Карри… Она с большой ячеей и задевает мою спальню только в двух местах. А сеть Виттмана, ромбическая, вообще такая здоровенная, что мы с ней только один раз встречаемся. Ну и ладушки. Н-да. Ничего интересного у нас в спальне нет».

Тим медленно вернулся в «человеческое» состояние и пошел на кухню. Открыв холодильник, достал початую бутылку пива, уселся, закурил, отхлебнул из горлышка и с недоверием покосился на два рулона алюминиевой фольги, лежащие на столе. «Вот уж не думал, что до этого дойдет. Но если эти гады и в следующий раз сунутся ко мне в такой момент…»

Тим закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла. Ему вдруг захотелось снова «щелкнуть». Ныряя в призрачный мир экстрасенсорного восприятия, он чувствовал себя гораздо увереннее, чем на банальной, холодной, неуютной, жестокой Земле. И шарик, и бублик, и грушу, и даже голубую молнию он мог запросто размазать по стене. А что делать, если против тебя – люди? «Драться? Не умею и не люблю. Сколько раз получал по морде и сдачи давал – каждый раз прикосновение к другому человеку было для меня словно удар током. И безумное чувство стыда от того, что я причинил вред человеческому существу. Ненавижу. Хотя, судя по всему, дело в физическом контакте. Не исключено, что я запросто смогу продырявить врага из огнестрельного оружия и даже ухом не поведу. Только вот стрелять мне не из чего. И это, наверное, хорошо».

Тим допил пиво и сунул бутылку под стол. «Сволочи! Вот скоты! – Он покачал головой. – Нашли-таки они мою «кнопку». Уинстон Смит боялся крыс – и возлюбил Большого Брата. А мой отец боится тараканов. До судорог. А я боюсь змей. Хотя если придется… Справлюсь, наверное. Я со всем могу справиться. Но сейчас они меня взяли за самое больное место.

Сколько уже было этих раз, днями и ночами, в постели и не в самых подходящих местах, когда я думал, что я урод? Не так чтоб очень много, но и не мало. Все-таки мне уже двадцать два. Но только месяц назад оказалось, что проклятый компьютер в моей голове можно-таки ненадолго выключить. До чего же было всегда обидно – задыхаясь и потея, слушать, как стонет и рычит от восторга твоя девушка, и о чем-то в это время напряженно размышлять… А может, я просто им всем не доверял? Не знаю. Оля… Милая. Бесконечно милая. Умница, красавица, такая женственная и одновременно сильная… Да, Тим, старина, это любовь. И настигла она тебя в самый неподходящий момент».

Тим рывком поднялся, взял фольгу и отправился в спальню. Там он небрежно смахнул с кровати белье, спихнул на пол матрас и принялся раскатывать фольгу по пружинной сетке дивана. Он работал очень аккуратно, надежно фиксируя блестящие полосы скотчем, и не успокоился, пока экран не стал на вид совершенно непробиваемым. Тогда Тим «щелкнул». Некоторое время он стоял, рассматривая экран сверху – гладкое иссиня-черное поле. А потом вспомнил, как это было десять лет назад, и ударил по экрану изо всех сил. Отдача сбила его с ног. Тим отлетел к стене, больно ударился затылком, съехал на пол и, схватившись за ушибленное место, принялся злорадно хохотать. А потом встал, заново соорудил постель, даже попрыгал на ней – не шуршит ли – и отправился на кухню, где дожидалось пиво.

* * *

– Здравствуй, Тима, – сказал Гульнов и машинально почесал намечающуюся бородку.

Тим пожал ему руку и плюхнулся в кресло.

– В жизни каждого мужчины наступает момент, – сообщил он, – когда ему хочется отпустить бороду. Понимаю и сочувствую.

Гульнов улыбнулся и принялся копаться в груде бумаги, полностью скрывавшей его рабочий стол.

Тим улыбнулся в ответ. Ему нравилось смотреть на Гульнова – человека подкупающе мягкого в интонациях, манерах и движениях. Эта мягкость не была кажущейся – когда Тим «щелкал», то видел Гульнова светлым и пушистым. Гульнов создавал вокруг себя уют. Тим очень любил по поводу и без повода заглядывать к нему в отдел науки и просто сидеть, хотя бы просто сидеть в уголке.

– А мне нельзя с бородой, – вздохнул Тим. – К сожалению, я знаю, какое это будет душераздирающее зрелище. Меня однажды забросили в черниговские леса на командно-штабные учения. И я там суток десять не брился. Когда потом добрался до зеркала, чуть заикой не стал на всю жизнь.

Гульнов хмыкнул. Он что-то зацепил в своей куче и теперь осторожно, чтобы не рассыпать остальное, тянул на себя.

– Смотри, – сказал он, протягивая Тиму макет газетной полосы.

Тим жадно схватил макет, посмотрел и тут же переменился в лице.

– Это же сегодняшний номер, – процедил он сквозь зубы.

– Сняли, – Гульнов печально кивнул. – Видишь, три абзаца отчеркнуто.

Тим пригляделся. Треть забракованной полосы, которую раз в две недели выпускал отдел науки, занимал репортаж из лаборатории Полынина. И репортаж был весь исчеркан синей ручкой.

– Что ж мне Заяц не сказал… – пробормотал Тим. – Я и не знал.

– Порадовать тебя хотели. Вот, сами радуемся теперь. Ты читай, читай. Скажешь потом, что думаешь по этому поводу.

Для начала Тим охватил взглядом материал целиком, прыгая через строки. Репортаж был хорош. Полынинскую теорию строения биополя Зайцев расписал простым, доступным языком, комментарии к фотографиям оказались такими, какие сделал бы сам Тим. Тон репортажа был легкий, ненавязчивый, но и без оговорок типа «может быть» и «похоже на правду». Интонация была скорее «хотите – верьте, хотите – нет, а вот мы это видели».

– Классно, – сказал Тим. Углубился в зачеркнутые абзацы и отдельно помеченные места. До боли стиснул челюсти.

И из интервью с Полыниным, и из комментариев Зайцева было с мясом, по живому, вырвано все то, что Тим так хотел рассказать людям. На первый взгляд в забракованных фразах не было ничего криминального. Там просто говорилось, что при современном уровне развития науки полынинские технологии легко воспроизводимы и не представляют собой ничего сверхъестественного. И превращение их в технологии боевые тоже возможно. Заяц деликатно расспрашивал Полынина о том, какие негативные воздействия может испытать человек, попавший под излучение микроволнового генератора. А Полынин в ответ мямлил и юлил. С помощью знаков препинания хитрый Зайцев ловко воспроизвел все паузы и закатывания глаз к потолку. Даже самый тупой читатель увидел бы, что Полынин, мягко говоря, зажимает информацию. Это была хорошая работа.