По следу Каина - Вячеслав Белоусов

– Ты в Бога веруешь, Александр Сергеевич? – спросил я под настроение.

– Чего это ты?

– Ты же вопросы собрался мне задавать?

– Как тебе сказать?..

– Как коммунист коммунисту.

– А я беспартийный.

– Врёшь! Как же в прокуратуру попал?

– Сам не знаю.

– Не дури.

– У меня даже в дальних родственниках кто-то был, всерьёз этим делом занимался.

Беспечность его была беспредельна или он меня таким образом к себе расположить старался?

– Значит, чем мы с Федониным занимаемся, тебе не интересно?

– Врать не стану. Но не так, чтобы…

– Вот ты как? – я пытливо изучал невозмутимую физиономию приятеля, кружку с пивом к глазам приблизил; через золотое содержимое лицо его казалось расплывчатым и таинственным, глаз загадочно мерцал мутным зелёным зрачком.

– Заметь, – отстранился от кружки Сашок, и его лицо приняло тривиальное выражение, – я к тебе с расспросами лез?

– Ну не лез, – не отворачивался я от него. – И отцом Михаилом я тебя не удивил?

– А я его и без тебя знаю, – полез за сигаретами Сашок. – Бабка Ивелина его приводила, когда дед у нас умер.

– Вот как. Панихиду служил?

Сашок затянулся сигаретой, дым выпустил аккуратными колечками, и поплыли они друг за другом в небо, словно салютуя кому-то, наверное, его деду покойному.

– Дед Константин у нас серьёзный был человек. Он даже пострадал в своё время от советской власти. Не веришь?

Я пожал плечами:

– В Гражданскую войну кого только не было: и зелёные, и синие, и белые…

– В девятнадцатом году он в такой переплёт попал, что с ним сам Киров разбирался.

– И что же? Судили его? – навострил я уши.

– Да. Он за арестованных священников хлопотал. Ну и его под одну гребёнку. Если бы не Мироныч, угодил бы к стенке.

– Верующим был?

– В церкви, – кивнул Сашок. – На вторых ролях, но при архиерее местном. Того расстреляли как врага народа, а деда отпустили, но в тридцатые всё же угодил в места не столь отдалённые. Бабка Ивелина с ним уехала. Из Сибири возвратились уже после войны.

– Погоди, погоди, – отставил я недопитой кружку. – Ну-ка расскажи мне про своего деда подробнее. Что за человек? Чем он перед советской властью провинился?

– А я больше и не знаю ничего. Церковь между собой тогда дралась. Разделилась она на новых и старых. Тебе бабку Ивелину спросить. Только она после тех… поездок заговаривается иногда. Но память!.. По именам своих знаешь как шпарит! Тех, с кем деда забирали. Только оттуда они вдвоём и выбрались. А теперь вот одна осталась.

– Это ты мне в ответ? Лейгин у Федонина с косяка дверь чуть не сорвал. Ты тоже туда?..

– Да мне на ваши секреты!..

– Вы словно маленькие дети!

– Знаешь что!.. – закусил Толупанов губу и даже побелел.

Вот тогда до меня докатило, что не открыться ему после того, что услышал, совесть не позволит.

– По правде сказать, Санёк, я и сам до сих пор ничего толком не пойму. Тайны-то особой, секрета какого нет. Петрович, правда, предупреждал, чтобы никому. Но эта такая чертовщина. И чем дальше вглубь, тем темнее. Мы с Павлом Никифоровичем куда ни ткнёмся, везде тупик… И труп в первый же день!

– Какой труп? – вытянулось лицо моего приятеля.

И я решился ему рассказать. Не всё, конечно. Детали опустил. А когда замолчал и Сашок по своей привычке зачесал затылок, я его за руку и за собой.

– Куда? Я на футбол опаздываю, – вскинул он руку с часами.

– Нужен нам помощник, – тянул я его за собой. – Федонин небось со Змейкиным сейчас у себя возится. Вот я ему тебя и представлю.

Холодом дохнуло из распахнутой двери, холодом и предчувствием новой смерти. Капитан угро Донсков, хмуро зыркнув на расступившихся полуодетых сонных зевак, подумал: «Соседи тут как тут, кто же среди ночи соберётся…» и прошёл в квартиру. У постели копошились врачи «скорой», чуть раньше он приметил их машину у дома.

– Как? – бросил он главному в синей шапочке.

– Жива.

– Что?

Тот пожал плечами.

– Что? – повторил, выдохнув.

– Да вроде ничего. Спит.

– Как? А вызов?

– Я звонила, милок, – выступила на шажок махонькая старушка в накидке до пят. – И им, и вам. А её и теперь привести в себя не могут. Чего ж мне думать? Жива – не жива?

Донсков перевёл глаза на доктора.

– Жива, жива, – кивнул тот и отмахнулся от старушки, как от надоедливой мухи.

– Значит, вы звонили в милицию? – осмотрелся Донсков. – А чего окно настежь?

Он понял, почему холодно стало ему в дверях, из окна сквозило.

– Утечка газа?

– Утечка? – поднял брови врач. – Да нет, кажется… Хотя?.. Мы не проверяли…

Донсков бросился на кухню, сунулся к газовой плите, кажется, нет; ручки обеих горелок прикрыты; он осторожно втянул ноздрями воздух, приник ближе – не пахло.

– Запах сгнившего, – подсказывал сзади врач, – протухших яиц.

– Чисто, – выпрямился Донсков и шагнул назад к постели. – Чего она не движется?

– Она глазок не открывает уже более часа. Я её и так и этак. С одного бока на другой. Помёрла Серафимушка моя ненаглядная! Сгубили её вслед за Дмитрием Филаретычем, – плаксиво запричитала тонким голоском старушка, кутаясь в накидку.

Получалось у неё почти профессионально, Донскову почудилось отпевание по покойнику, он вздрогнул, нагнулся над Семиножкиной, лицо той с запавшими синюшными щеками, с чёрными кругами в глазницах и сомкнутые, казалось, навсегда веки пробрали его до мурашек на спине.

– Доктор! – вскинулся он на главного.

– Жива, жива, – кивнул тот, успокаивая. – Бабушка вам и не то ещё расскажет. У женщины глубокий сон после стресса на почве перенесённых потрясений. Она, оказывается, двое суток без сна. Переживала, то, сё. Бывает такое. Летаргическим сном это не назвать, но что-то похожее. В медицине не редкость и всегда на почве чрезвычайных событий, одним словом, потрясений. А бабушка…

Врач поджал губы, оглянулся на посторонних в дверях и, нагнувшись к самому уху капитана, прошептал:

– Она нам тут такое плела! Призраки ей мерещатся. В окно один сиганул на её глазах.

Донсков отстранился от доктора, подозрительно глянул на безобидную с виду старушку. Доктор тоже отступил на шаг и, уже не хоронясь, закончил:

– Бывают, кстати, и такие эксцессы. Матрёна Никитична вот несколько суток тоже бодрствует, но успевает и в церковь по утрам и вечерком, и за Серафимой Илларионовной приглядывать. С ног сбилась, наверное.