Кто такой Лу Шортино? - Оттавио Каппеллани

Нуччо шагал, с любопытством озираясь по сторонам. «Черт, сколько же здесь классных телок, без слов говорили его враз заблестевшие глазки. Зуб даю, все в заводе, я прямо чую, как у них пахнет между ног!» Рукой он коснулся члена и погрузился в сладкие грезы наяву.

Туччо, напротив, хранил на лице напряженное выражение. Он молил Бога, чтобы не встретиться с дядей Салом прямо сейчас. Еще в «мерседесе» он составил четкий план, тщательно продумал слова и паузы, мимику и жесты, но из-за яркого света и толпы гостей его мозг словно парализовало, и он напрочь забыл все, что так хорошо придумал.

Ему показалось, что они уже в третий раз проходят мимо одного и того же типа. Или мы ходим по кругу, или саду Тони не такой большой, как кажется. Туччо остановился и взглянул прямо в глаза этому человеку. Вроде рожа знакомая, подумал он. Интересно, что это за хрен. На всякий случай Туччо сказал ему: «Добрый вечер».

– Добрый вечер, – ответил хрен – вежливо, как старый сумасшедший, шагающий в плотной толпе против течения.

С чего это Туччо заговорил с каким-то придурочным стариканом, недоумевал Нуччо, когда им нужен дон Скали. Ладно, ему виднее. Нуччо слегка повел плечами, словно расправляя хорошо пошитый пиджак, надетый после долгого перерыва, и снова через ткань кармана нащупал член.

Старый хрен смущенно указывал глазами на что-то за спиной Туччо.

Туччо не понял его гримасы. Чего ты мне глазки строишь, пидор вонючий? так и подмывало его спросить старика. Но нет, нельзя – раз его пригласили на барбекю к племяннику дона Сала, не исключено, что он один из Скали. Туччо несколько раз энергично моргнул, стараясь сбросить растущее раздражение.

А старикан и не думал униматься.

Туччо решил обернуться (он сам не понял почему, но все же обернулся) и тут же увидел дядю Сала. Тот стоял у него спиной, засунув руки в карманы темно-серого пиджака из тонкой шерсти. Твою мать, он же в ярости, догадался Туччо, иначе не стал бы держать руки в карманах. Такие, как он, не суют руки в карманы, если их не распирает злоба. Туччо хотел приблизиться к дяде Салу как можно непринужденнее, но его ноги двигались как будто отдельно друг от друга.

Дядя Сал стоял неподвижно, глубоко опустив руки в карманы, и Туччо, который был намного выше его ростом, пришлось наклониться, чтобы прошептать ему что-то на ухо. Старик, только что разговаривавший с Туччо, наблюдал за этой сценой с притворным равнодушием, хотя в его голове мгновенно возник образ решетки в исповедальне, в далеком детстве наводившей на него ужас.

Дядя Сал, величественный в своей неподвижности, слушал Туччо с горькой усмешкой на плотно сжатых губах.

Тем временем в Нью-Йорке, в офисе «Старшип-Мувиз», в кабинете Лу Шортино, Фрэнк Эрра раздраженно рылся в ящиках стола.

– Чаз! Чаз! – позвал он, попытавшись приподнять один уголок рта. Второй занимала cohiba coronas especiales – любимая кубинская сигара. – Это не офис, а хрен знает что! Даже сраной зажигалки не найдешь!

Фрэнк Эрра оказался в кабинете Лу не случайно. Около месяца назад дон Лу Шортино, дед Лу, собрал в своем доме Пиппино-олеандра, Тони Коллуру, Джека Буфалино и Тури Мессину и, ткнув пальцем в телефон, сказал: «Тури, соедини меня с Джоном Ла Бруной, пожалуйста!»

Лицо Тури Мессины стало белее мела. Действительно, в прошлый уик-энд Тури случайно столкнулся с Анджело Ла Бруной в одном из лучших испанских ресторанов Нью-Йорка. Тот явился в компании двух пуэрториканцев и какого-то расфуфыренного испанского козла. От неожиданности Тури поздоровался и даже перекинулся парой слов с племянником Джона Ла Бруны, босса соперничающей Семьи.

– Дон Шортино, поверьте, я ничего такого… – заблеял Тури.

– О'кей, о'кей, ребятишки, – проворчал дон Лу. – Все нормально, все как надо. Сейчас все объясню.

И он объяснил. Прошло почти два месяца, объяснил он, как им подложили бомбу, но они до сих пор не узнали, кто это сделал, не говоря уже о том, чтобы его поймать.

– Один китаец сказал… или это был не китаец, мать его? – продолжал, глядя на своих помощников, дон Лу, не очень четко понимавший разницу между Сунь-цзы[4]и пророком. – Если гора… Нет, не так. Если враг не идет к тебе, ты сам идешь к врагу! Короче, Тури, достань мне этого засранца Джона Ла Бруну!

И Тури достал.

Коротко переговорив с секретаршей, которую, судя по голосу, звонок оторвал от занятий blow job,[5] Тури наконец услышал голос самого Джона Ла Бруны и передал трубку дону Лу.

– Как поживаешь, Джон? – спросил дон Лу.

– Лу! – удивился Ла Бруна. – Какой приятный сюрприз! Со мной все в порядке! А как ты?

– Fine![6] – ответил дон Лу.

– Твою мать, Лу, как я рад тебя слышать!

– У меня проблема, Джон.

– Поделись ею со мной, Лу, – сочувственно произнес Ла Бруна.

– Мне нужен человек для «Старшип-Мувиз». Кто-нибудь, кто сечет в этом гребаном кинобизнесе.

– Кстати, Лу! Ты уж извини, что я не позвонил тебе раньше… Что творится в мире, мать вашу! Подкладывать людям бомбы!..

– Что поделаешь, Джон, что поделаешь… – отвечал дон Лу.

– Если я правильно понял, Лу, тебе нужен кто-то на место твоего внука?

– Правильно, Джон! Не знаю, ты в курсе или нет, но я отправил его на Сицилию. Пусть немного погреется на солнышке!

– Ты поступил разумно, Лу, очень разумно! Хм… Ты дашь мне время подумать?

– Сколько угодно, Джон… – согласился дон Лу.

– Хотя… Есть тут один… – перебил его Ла Бруна. – Пацан еще, но шустрый… Фрэнк Эрра из «Эрра Продакшн». Знаешь такого?

– Нет, Джон, но если ты говоришь, что он надежный человек, я тебе верю.

– О'кей, Лу. Я с ним поговорю от твоего имени. I'll call you back.[7]

– О'кей, Джон, talk to you later![8] – закончил дон Лу и положил трубку. Затем обернулся к своим и сказал:

– А теперь за работу!

– Чаз! – опять заорал Фрэнк Эрра, сидя в кабинете Лу. – Что это за хреновина? – В одном из ящиков стола он обнаружил небольшой нож. – Господи Иисусе! Что они делали этим ножом?

Фрэнк Эрра был толстым и плешивым коротышкой (неполные метр шестьдесят) с каучуковым затылком. Сейчас на нем был элегантный серый фланелевый костюм, слишком хороший для его несуразной фигуры. А всего лишь шесть лет назад он служил официантом в ресторане «Сараго», где каждый вечер пели «Autunno», «Maruzzella», «Chisto ё 'о paese d'o sole» и где среди постоянных клиентов числились Виченцо Арпайя, Кармине Гуальяруло, Бени Граваньоло и конечно же Джон Ла Бруна. Скоро Фрэнка повысили до метрдотеля, а это для него означало – не забывать о благодарности и платить по счетам.