Слепой против маньяка - Андрей Воронин

«Где Федор? – спрашивала она себя. – Почему до сих пор не позвонил мне, не пришел?»

Квартира, погруженная в темноту, лишь усиливала тревогу. И тогда Ирина подключала к музыкальному центру наушники, ставила любимый диск Глеба и, лежа в постели, вслушивалась в звуки оркестра. И тогда ей казалось, что любимый мужчина рядом. Стоит лишь протянуть руку – и она коснется его разгоряченного после любви тела.

– Федор, – шептала она в темноту, не зная, что называет его чужим именем, – наверное, ты сейчас тоже думаешь обо мне? Именно поэтому я ощущаю тебя так близко от себя.

Когда диск кончался, женщина нажимала кнопку на пульте, и вновь звучал «Полет Валькирии». Что-то зловещее, мистическое было в непрестанно повторяющейся мелодии, в нарастающем темпе. Словно кто-то рассказывал Ирине ужасную историю о смерти, о страшном грехе, а она отказывалась в нее верить, и тогда тихий голос вновь и вновь повторял ее. Было нечто завораживающее в том ужасе, который испытывала Ирина.

Проходил час, второй. Наконец, измученная, она засыпала, так и не сняв наушники. А наутро не могла понять, чего она, собственно, испугалась. Пропадал же ее возлюбленный и на две недели, и на месяц, не давая о себе знать, и все кончалось хорошо. Он вновь возвращался и, улыбаясь, убеждал ее, что ничего плохого с ним случиться попросту не может. И она каждый раз верила, загоняя свой страх в дальние уголки души.

Субботнее утро выдалось погожим. Ее разбудило неяркое осеннее солнце, странным образом сочетающееся с шумом дождя, барабанившего по жестяному карнизу. Ирина потянулась и сбросила с головы наушники, в которых уснула. Она посмотрела в окно и попыталась улыбнуться.

«Не может в такой хороший день приключиться что-нибудь плохое», – подумала женщина, отправляясь в ванную.

Хотя ей и не нужно было никуда спешить, Ирина собралась довольно быстро. Она чувствовала, что хорошее настроение может быстро улетучиться, если она останется в квартире. Она решила себя побаловать – выпила большую чашку кофе с молоком и съела баночку йогурта. Она оделась так, словно шла в гости, и без какой-нибудь определенной цели отправилась на улицу. Дочь нужно было забирать во второй половине дня, магазины в своем районе Ирине уже давно надоели, и она решила направиться ближе к Центру.

Когда она вышла из метро, солнце уже безвозвратно исчезло, небо заволокли серые тучи, дождь усилился. Чтобы скрыться от его холодных струй, Ирина заспешила к небольшому магазинчику, где, она знала, есть небольшой кафетерий, несколько столиков и где варят вполне приличный кофе. Она заказала себе маленькую чашечку и рюмку ликера.

Мокрый зонт прислонен к стене. Ирина сидела, глядя в окно на суетливую городскую улицу, жизнь которой не способен остановить даже противный дождь.

Проносились автомобили, спешили люди, пряча свои лица за зонтиками.

Смотреть на улицу не хотелось. Ирина глотнула кофе, затем ликера.

Увидев на соседнем столике забытую кем-то газету, она от нечего делать взяла ее и быстро пробежала взглядом заголовки. В общем-то, все в этом мире было как всегда. В Чечне неспокойно. О Чечне ей читать не хотелось. Взгляд зацепился за броский заголовок из рубрики «Преступление и наказание». Черные буквы складывались в три слова: «Насильника поджаривали четырежды». Ирина принялась читать.

"В прошедшую пятницу в провинциальном американском штате Небраска на глазах у трех блюстителей закона – тюремного медика и двух официальных свидетелей – на электрическом стуле был умерщвлен сорокатрехлетний убийца и насильник Гарольд Оути. Для того чтобы довести дело до конца, профессиональным электрикам, палачам, понадобилось четыре раза подключать к зловещему стулу ток общим напряжением в 2400 вольт. Первые две попытки не дали желаемого результата. Пациент лишь слегка подергался в кресле, да глаза начали вылезать из орбит. Он оставался жив и после третьей, правда, на этот раз отчетливо было видно, как из его левого колена пошел густой дым. И лишь после четвертого заряда представитель медэкспертизы удовлетворенно кивнул и констатировал смерть.

На протяжении всей процедуры казни, которую, кстати, пришлось на двадцать минут отложить, у тюремщиков возникали проблемы с ремнями, замками и прочим оборудованием. Гарольд Оути не издал ни звука и не попросил пощады.

Накануне он отказался от ужина – казнь состоялась в полночь, – а также от своего права произнести последнее слово. Вместо этого он сказал будущим свидетелям своей смерти, что искренне любит их…"

Ирину покоробило от этого текста. И теперь совсем по-другому она восприняла запах жареных кофейных зерен. Она попыталась заставить себя не читать дальше, но желание пересилило ее. И она опять склонилась над газетой, на которой еще не просохли капли дождя.

"…Оути был казнен во исполнение приговора суда Небраски, вынесенного еще в 1978 году. В прошедший четверг Верховный суд США отклонил его последнюю апелляцию и проголосовал большинством в шесть голосов против двух за проведение первоначального решения суда в жизнь. Последний раз в Небраске человек умер на электрическом стуле тридцать пять лет тому назад. Это был маньяк убийца, повинный в смерти одиннадцати женщин и детей. Около пятнадцати лет смертная казнь в Небраске была запрещена и вновь разрешена судом в 1976 году как раз незадолго до того, как на страницы печати попали подробности дела Оути. Гарольд Оути совершил одно из самых тяжких, по американским понятиям, преступлений.

Летом 1977 года он проводил домой двадцатишестилетнюю студентку местного университета Джейн Макманус, избил ее, изнасиловал, затем в течение нескольких часов пытал ее каленым железом, изуродовав ее до неузнаваемости, после чего задушил кухонным полотенцем и, как писали газеты, снова изнасиловал еще теплый труп. В каком-нибудь Нью-Йорке или Лос-Анджелесе подобное зверство не сочли бы чем-нибудь из ряда вон выходящим. В крупных городах, где еженедельно пытают, убивают и насилуют тысячи человек, люди привыкли к куда более изощренным и оригинальным преступлениям. В каком-нибудь другом штате Оути просто отделался бы пожизненным заключением, но только не в Небраске, которая в негласном списке штатов американского захолустья стоит даже позади аграрно-безлюдного Арканзаса…"

Ирина поморщилась, но продолжила читать дальше. "…Гарольд Оути, как теперь выясняется, оказался неплохим стихотворцем. За годы ожидания смерти в тюрьме строгого режима он сумел опубликовать сборник своих поэтических изысков.

Критики пророчат книге головокружительный успех. Но автор им уже не сможет насладиться. Кстати, Оути до последней минуты жизни отрицал свою виновность в убийстве студентки. После ареста, по его словам, он имел неосторожность сознаться в убийстве лишь потому, что боялся кулаков парней из полицейского участка…"

Ирина прочла. Ей нестерпимо захотелось закурить. Почему-то она подумала о своей дочери, о маленькой Ане, которую любила безоглядно, С Ани мысли переключились на Федора, и она опять принялась раздумывать об их непростых взаимоотношениях, о том, что она почти ничего не знает о своем возлюбленном, не знает даже, где он живет.