Маршалы Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За немногими исключениями люди, с которыми мы только что познакомились, родились в бедных или средних по достатку семьях. Кроме удивляющих своим радикализмом аристократов типа Серю-рье или Груши, этим молодым людям, никогда не имевшим в кармане и гроша, было что завоевывать и было что терять, если они отождествят себя с революцией. До сих пор нами было представлено двадцать пять маршалов. Остается представить еще одного. К тому времени, когда на площади Бастилии загремели первые залпы, он уже был князем и племянником короля Польши.
Его звали Понятовский, и, когда он впервые услышал о событиях во Франции, ему исполнилось двадцать шесть лет. В это время для него они мало что означали. Просто еще один мятеж черни против тирании дворцов. Однако его интерес к этим событиям усилился, когда через год или чуть позже орды французских голодранцев начали громить армии, высылаемые против них монархами Европы. Понятовский был поляк, одержимый некоей мечтой, и это была заветная мечта каждого патриота Польши. Надо было поднять восстание, освободить их любимую страну от тирании русских царей и восстановить древнее Польское королевство.
Должно было пройти шестнадцать лет, прежде чем Понятовский устремит свой взор на юг и обнаружит, что войска царя откатываются назад перед валом непобедимой кавалерии Великой армии. Прошел еще год, и Наполеон, этот Великий Освободитель, въехал в Варшаву и влюбился в очаровательную польскую графиню. Тем временем князь ждал и размышлял, обдумывая беды отчизны и уже видя себя освободителем Восточной Европы и любимцем всей своей страны.
Итак, перекличка проведена. Офицеры, старшие сержанты, рядовые, ученики ремесленников, сын фермера, пивовар, поэт, контрабандист, актер, цирюльник и князь — все они последовали за грохотом барабанов, который вывел их за пределы Франции и вел по городам и весям Европы в течение двадцати пяти лет. Восемь из них умерли насильственной смертью, большинство отступились от человека, вписавшего их имена в историю, все добились богатства и получили звучные титулы, превратившие в пустой звук их революционные принципы. Лишь немногие с честью вышли из предложенных им временем испытаний без шрамов на душах, да и на теле. Но каждый из них внес в историю самого колоритного периода в анналах военного искусства что-то свое. В течение почти двухсот лет, прошедших с той поры, когда их имена были столь же хорошо известны их современникам, как нам известны имена Эйзенхауэра, Монтгомери и Паттона, на них навешивали самые разнообразные ярлыки. Их называли бессердечными, хищными, вероломными, жадными, жестокими и т. п. Но есть лишь одно слово, которое ни один автор не дерзнул применить к кому-либо из них. Это слово — «трус».
Глава 2
Вызов на схватку
«На нас идут короли Европы. Мы же вызовем их на схватку, бросив им под ноги голову короля!»
Так ревел гигант Дантон, когда правящие дома Европы приводили в движение против Франции свои проржавевшие военные машины, а окруженная Франция не могла противопоставить паровому катку монархических режимов ничего, кроме патриотизма. Первыми выступили Австрия и Пруссия, и волна интервенции прокатилась по Бельгии по направлению к французским пограничным крепостям. С юга, из-за Пиренеев, грозили испанские Бурбоны, а через день после казни Людовика XVI на площади Плас де ла Революсьон английская триада: Ганноверская династия, сельские сквайры и городские банки — отправила свой могучий флот, чтобы очистить море от французских кораблей и установить блокаду французского побережья. А единственный друг Франции находился на расстоянии трех тысяч миль от нее — это только что родившаяся американская республика, которая едва начала нащупывать пути, ведущие к демократии.
Каждый из двадцати шести будущих маршалов империи принял участие в отражении этого широкомасштабного вторжения. Так что же это за солнце, вокруг которого этим звездам придется вращаться в течение ближайших двадцати лет?
Когда пала Бастилия, Наполеон Бонапарт находился накануне своего двадцатилетия, но влияние грандиозного события на угрюмого молодого корсиканца вовсе не было таким значительным, как это пытаются доказать националистически настроенные французские авторы. Когда развеялся дым от первых залпов канонады, его взоры не были устремлены в сторону Парижа — он глядел в сторону своей родины. Корсика была присоединена к Франции всего лишь за несколько месяцев до его рождения, и жаждущие освобождения корсиканцы вот уже двадцать лет ждали возможности изгнать захватчиков и создать собственное государство. Их любимый народом вождь Паоли находился в Англии, а юный артиллерийский офицер, получивший образование в Бриенне и Париже, уже давно решил пойти по стопам Паоли и украсить себя венцом освободителя Корсики. Когда правительство Франции оказалось свергнутым и в стране началась неразбериха, Наполеон наконец увидел шанс сыграть эту роль. Когда же большинство французов поспешило записываться в волонтеры, он попросил длительный отпуск и, повернувшись спиной к стране, давшей ему образование, отправился на Корсику. Лишь в 1793 году этот уже лишенный иллюзий двадцатичетырехлетний бунтарь снова появляется на арене истории в облике несколько запоздалого защитника Французской республики.
К этому времени только один из будущих маршалов, а именно Мармон, был знаком с Наполеоном, но каждый из них уже шел своим собственным путем. Профессиональные военные из их числа постигали новый способ ведения войны в мучительном процессе проб и ошибок. Новички же вроде Жана Ланна и Мортье изучали военное