Билет в Зазеркалье - Антон Леонтьев

В трубке что-то треснуло, и после короткой паузы послышался бархатный мужской голос:

— Инна Евгеньевна, вы не находите, что для одного раза слишком много вопросов? Но, так и быть, отвечу на них, причем именно в той последовательности, в какой вы задали. Да, у вашего сына, как, впрочем, и у вашего главбуха, состояние которой, если я правильно вас понимаю, вас не особенно заботит, хорошее. Мы все же не звери…

«Братья Шуберт, Адольф и Генрих», — билась у Инны в голове одна-единственная мысль. Интересно, кто с ней говорит — старший Адольф или младший Генрих?

Инна молчала, затаив дыхание, а неведомый собеседник тем временем продолжал:

— Вопрос «где ты?» не просто некорректен, как вы сами понимаете, но и откровенно глуп, Инна Евгеньевна. Потому что ваш сын ну никак не может дать на него ответ, а я, как вы сами понимаете, могу, но, естественно, не дам.

Инна закрыла глаза и подумала, что если бы этот сладкоречивый собеседник находился сейчас перед ней, а в руках у нее был револьвер, она бы разрядила в него целую обойму.

— Ну, и наконец, относительно вопроса о том, кто его похитил. Впрочем, не только вашего чудного сыночка, но и вашу не менее чудную бухгалтершу. Неужели вы еще не догадались?

Инна с трудом выдавила из себя:

— Что вы хотите?

— Вижу, догадались! Но, прошу вас, никаких имен, иначе мы засудим вас за клевету!

Тип благостно рассмеялся, и Инна подумала, что если уж стрелять в него, то лучше не из револьвера, а из «калашникова».

— Что вы хотите? — повысила голос Инна.

— А вот кричать вовсе не обязательно, Инна Евгеньевна, — спокойно произнес ее собеседник. — Мы же все-таки люди цивилизованные.

Да, в особенности те, кто похищают больных детей и беззащитных, страдающих диабетом бухгалтерш!

— Однако не буду скрывать, ваш вопрос правильный и, более того, закономерный. Именно это и хотели услышать мои хозяева…

Да, так и есть — его хозяева, братья Шуберт. Не будут же эти фашисты звонить лично?

— И ответ на этот вопрос очень прост: все! Но желающий получить все обычно не получает ничего. Собственно, никто ведь не пытается принудить вас к чему-то противозаконными средствами. Вы ведь и сами все отдадите?

Инна ничего не ответила, а собеседник заявил:

— Ладно, шучу, Инна Евгеньевна. Все нам и не надо. Так, кое-что по мелочовке. Но это мы с вами обсудим в спокойной деловой обстановке в начале следующей недели. На выходных у вас будет возможность обо всем поразмыслить. Тем более что вы, как мы знаем, любите проводить выходные со своим сыночком…

— Я вас убью, если Женечка пострадает! — произнесла Инна. — Лично уничтожу!

— Бог с вами, Инна Евгеньевна! — изумленно протянул ее собеседник. — Какие страсти вы тут говорите! Даме такое не подобает. Только джентльменам…

Если джентльменам, то джентльменам удачи.

Братьям Шуберт.

— Потому как мы, конечно же, не намерены никого обижать, как не намерены разлучать вас с вашим чудным сыночком. Как и с вашим не менее чудным главным бухгалтером. Ведь их никто, к примеру, не похищал, потому как использовать подобную терминологию в данном случае просто оскорбительно, Инна Евгеньевна. Они у нас в гостях.

В гостях у людоедов…

— Кстати, Инна Евгеньевна, а если мы поставим вас перед выбором — кем вы готовы пожертвовать: своим главбухом или своим сыночком, — то в пользу кого склонится чаша весов?

Он снова бархатно рассмеялся, а потом добавил:

— Глупый вопрос, конечно. К тому же это все исключительно теоретические рассуждения. Теоретические и гипотетические, так сказать. Кстати, вам ведь как главе элитарного литературного журнала, специализирующегося на публикации заумных и, по мнению некоторых, занудных книг, известна такая русская пословица: «В гостях хорошо, а дома лучше»? А вот как это звучит, скажем, по-немецки?

Он выдал на рычащем немецком фразу, которую Инна не поняла, так как владела английским, французским и в худшей степени испанским и итальянским вкупе с научной латынью, однако намек был более чем прозрачен: братья Шуберт были потомками немецких колонистов.

— А поэтому, Инна Евгеньевна, не буду вас мучить, подходите через часик к саду, что неподалеку от вашего дома, ожидайте с торца детской площадки. И получите своего сына и своего, что немаловажно, главбуха — живых и невредимых!

Инна, не веря тому, что услышала, вдруг подумала о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

— Говорю же вам, мы не звери. Проведете со своим чудным сыночком выходные, а в понедельник мы подъедем к вам снова — с цветами, бутылкой шампанского и нотариусом. Подпишете кое-какие документы, и дело с концом! Договорились?

Инна ничего не отвечала, а собеседник угрожающе произнес:

— Или нам не ехать? Потому что вашему чудному сыночку у нас очень нравится! У нас для него компьютерная приставка, которую вы так упорно не хотите ему купить, и плазменный экран во всю стену. Ну, вашему главбуху у нас не так по душе, потому что запросы у нее несколько иные, однако не все коту Масленица… Кстати, как вы догадываетесь, в немецком языке прямого соответствия этой русской поговорки нет, хотя аналог Масленицы есть. Но моим хозяевам известна кое-какая региональная поговорка из Гессена, имеющая сходный смысл. Вам интересно, как это звучит?

Инне было совершенно не интересно, но поделать она ничего не могла. А когда тип выдал очередную непонятную ей фразу и задал сакраментальный вопрос, договорились ли они, Инна без колебаний ответила:

— Договорились!

На другом конце провода удовлетворительно, как-то по-фюрерски хрюкнули.

— Ну вот и отлично, Инна Евгеньевна! Мои хозяева не сомневались, что вы разумная женщина. Меньше чем через час заключите своего сына в объятия. И еще…

Он кашлянул и деликатным тоном добавил:

— Излишне напоминать, что не следует никому говорить о случившемся. Не следует. Вы же не хотите, чтобы ваш сын снова приехал к нам в гости? Хотя мы всегда рады вашему чудному мальчику.

В трубке что-то зашуршало, а потом до Инны донесся восторженный голос Женечки:

— Мамуля, тут так классно! А можно я тут останусь?

И неведомый собеседник дохнул в трубку:

— Ну вот видите, он даже и уезжать не хочет. Но что поделать, вы же его ждете, не так ли?

Связь прервалась. Инна, чувствуя, что щеки горят от слез, развернулась и заметила встревоженную Олесю.

— Инна Евгеньевна, ну что? — спросила она, и Инна вдруг поняла, что эта девица в рваных джинсах и с кольцом в носу тоже любит ее сына. И тоже за него переживает.