Секретная миссия супермодели - Мария Жукова-Гладкова

– А ты выяснил, где стоит факс, с которого пришло письмо? – уточнила я.

– У секретарши директора.

– Которого?

– Всего завода. Ну, в смысле, изначального завода, который работал с металлом.

– Ты спрашивал у нее про… – Уже заговорив, я поняла, что несу чушь. Конечно, он спрашивал.

– Там бывают все, кому не лень, – сообщил Марис. – Руту она не видела. Я показывал фотографию.

Я изучила фотографию Руты и поняла, что я во вкусе Мариса. Заниматься дальнейшими поисками Руты мне совсем не хотелось. В общем-то, Марис нашел меня, почему бы ему не забрать мою скромную особу с собой в Латвию и… Это я размечталась.

– Как все-таки она там оказалась? – думал вслух Марис.

– Может, она попросила кого-то отправить тебе это послание?

– Тогда почему этот кто-то не дал ее адреса? Хоть каких-то координат?

– А это ее почерк? – спросила я.

Марис кивнул и заметил, что в Питере не так много людей, знающих латышский. Я согласилась.

То есть мы имели зов Руты о помощи, посланный по факсу с завода, где площадь арендуют, в частности, мой дорогой (бывший дорогой) Олег Николаевич и, по всей вероятности, брат Вахташи. Как Рута могла оказаться на этом заводе, причем в приемной директора? Если ее где-то держат, почему оставили наедине с факсом? Да еще в помещении, откуда сбежать – не фиг делать, как утверждает Марис? И, судя по ее сообщению, она находится в гареме.

Волошин на хозяина гарема никак не тянул – его на одну меня не очень-то хватало. А вот Вахташа с братом… Люди восточные, горячие. Правда, я их в деле не проверяла, но подозревала наличие у них недюжинной мужской силы.

У Мариса тем временем мысль работала примерно в том же направлении, но с загибом в другую сторону.

– Если тебя выиграл этот Вахтанг, – говорил Шулманис, – то, возможно, он планировал забрать тебя в свой гарем, где находится и Рута. Как ты смотришь на то, чтобы все-таки туда отправиться, осмотреться на месте, успокоить Руту, других девчонок, если они там есть, а я потом вас всех…

Я прервала речь Мариса, поняв, к чему он клонит, и твердо заявила, что ни в какой гарем не пойду. А если он не вытащит? А если мы все канем в Лету? А если… Я не верила ни в «маячки», ни в «медальончики», продемонстрированные Шулманисом, которые обязательно должны указать, куда меня привезут, где я буду находиться и так далее и тому подобное. Меня не интересовали возможности Мариса и его многочисленных приятелей из спецслужб, журналистских кругов и частных детективных агентств, снабдивших его всем необходимым и заверивших в безотказной работе оного инвентаря.

– Я понимаю, что Рута для тебя дороже всего, – заявила я. – Но рисковать собой ради нее я лично не намерена. А потом, где гарантия, что меня выиграл в карты владелец гарема? И почему ты считаешь, что эти две истории вообще взаимосвязаны? Потому что мы с тобой познакомились? Потому что брат одного из потенциальных победителей арендует цех на том же заводе, с которого Рута послала тебе факс? Что – раз грузин, значит, владелец гарема? Да и вообще, все это еще может оказаться хохмой. Какой гарем? Двадцать первый век. Петербург. Россия.

– А почему тогда ты так быстро собрала прошлой ночью вещички и сделала ноги? – спросил Шулманис.

– Я не из гарема сбегала, – огрызнулась я, – а от нового хозяина. Я не хочу, чтобы мною распоряжались, как вещью. Если я соглашаюсь временно принадлежать какому-то мужчине, то делаю это добровольно. Я, например, согласилась переехать к Волошину, потому что из претендентов на тот момент он меня устраивал больше всего. А девочке в моем положении обязательно нужен дядя-спонсор. Иначе какая же я модель?

Марис усмехнулся.

– Кстати, твой сотовый в Питере работает? – продолжала я. Мне надо было позвонить Павлу, волошинскому шоферу, чтобы узнать, не выяснил ли он что-нибудь. А квартирный телефон засвечивать не хотелось: вдруг определят, с какого номера звонили.

Марис протянул мне трубку.

Меня выиграл Геннадий Павлович Дубовицкий. И меня искали целый день, вернее, вторую половину дня – с тех пор, как Олег Николаевич соизволили проснуться и сообразить, что птички в клетке больше нет. Пока искали только люди Волошина, для которого было делом чести отдать карточный долг. Тем более проиграл он меня при свидетелях. Павел опять настоятельно порекомендовал мне сматываться куда-нибудь подальше и больше не звонить.

Я заявила Марису, что никакой связи между мной и Рутой нет, если бы я еще досталась Вахташе – другое дело…

Далее. Если Волошин не сумеет представить меня в самое ближайшее время, Дубовицкий ему этого не простит. Судьба Волошина меня мало волновала – так ему и надо, но своя волновала, и даже очень. Мне совсем не хотелось, чтобы за мои поиски взялись еще и люди Дубовицкого, а поэтому желание отправиться в Латвию разгорелось с новой силой, о чем я и поведала Марису.

Это не вызвало у него энтузиазма – ему требовалось мое, хотя бы временное, присутствие в Питере. Он заявил, что уедет только с Рутой, а значит, я должна помочь ему ее найти. Уедем втроем. Откровенно говоря, я не любитель ни шведских, ни русских троек, но что ж, ради собственного спасения…

И тут я снова вспомнила про дядю Сашу. Известие о знакомом сотруднике ФСБ или чего-то там подобного было встречено Марисом с большим энтузиазмом.

Дядя Саша на этот раз был дома. Он был трезв и сообщил, что какие-то молодые люди спортивного вида с очень короткими стрижками сегодня долго звонили в мою квартиру. Баба Катя заявила им, что я там не живу и квартира стоит пустая. Она что, не узнала меня вчера ночью? Мне казалось, что узнала.

Дядя Саша сказал, что готов хоть сейчас выйти к площади Победы, если мы его там подхватим, при условии, что я накормлю его горячим ужином.

Мы с Марисом тут же собрались ехать за Александром Петровичем. По пути остановились в магазине «24 часа» и купили бутылку виски (для дяди Саши, Мариса и меня) и пакет сливок «Валио» (только для меня). За стаканчиком всегда лучше говорится.

Дядя Саша рассказал, что с утра пораньше к нему заявилась соседка баба Катя и сообщила, что среди ночи в его квартиру ломилась некая юная особа. Дядя Саша в прошлую ночь дежурил (в смысле, работал), по всей вероятности, после моего визита на свое дежурство заступила и баба Катя: ждать возвращения соседа с ночной смены, чтобы тут же сообщить ему новость (ну а затем, наверное, и всему подъезду, если не дому и не двору).

Подумать только: меня она все-таки не признала. Правда, в последнее время я появлялась по месту прописки не чаще, чем раз в неделю, и не всегда с ней сталкивалась, да и видела она меня обычно в чем-нибудь сексуальненьком, ну или в норковой шубке, на худой конец (в зимнее время), на которую баба Катя со своей пенсией могла бы накопить лет за семь (при условии, что ничего не ела бы и не пила). Мне же эту шубку подарил мой предыдущий после двух недель знакомства. Значит, было за что. М-да, щедрый был мужик.