Матон - Оливия Янс

— Мы так и будем молчать?

Отрывается от телефона, глаза отдают холодной сталью. Черные, мрачные глаза впиваются в мою душу.

— Ну давай побеседуем, — произносит на выдохе, словно я ему осточертела.

— Кто ты?

Приподнимает бровь и ухмыляется.

— Я серьезно.

— У моей работы много названий. Будем считать, что я бизнесмен, — покручивает в руках смартфон, слегка улыбаясь.

— Куда мы едем вечером?

— Увидишь. Там будет масштабное мероприятие.

— Что бы ты знал, я известный фотограф, и отсняла массу светских мероприятий и звезд для журналов. Не стоит так говорить, словно мы едем на церемонию Оскара, ты вряд ли меня удивишь. И еще, там меня могут узнать, и я обязательно выложу, что ты притащил меня силой! Поэтому если ты решил продать меня каким-нибудь извращенцам учти, я так просто не дамся!

Моя речь его позабавила. Наигранно серьезное лицо, кивает, типа внимательно слушает.

— Мой муж крупный ресторатор, он и друзья будут искать меня.

— Твой муж кинул тебя ради мокрощелки, а твои друзья уверены, что ты уже дома в Санкт-Петербурге, на Гашека 9, Романова Эмилия Львовна… — у меня отвисает челюсть, я живу там всего две недели, сняла, когда муж выставил меня. — Тебя никто не ждет, госпожа известный фотограф, так что расслабься, сегодня будет длинная ночь…я планирую хорошо заработать.

— Да кто ты такой черт возьми и почему я?! Во мне нет ничего особенного, и можно найти в сто раз красивее меня и моложе! А денег заработать больше!

Он задержал взгляд на моем лице, — ну ты же известный фотограф, известные люди стоят дорого …, — он усмехнулся, это не было настоящей причиной.

В этот момент вернулся Ос с кучей пакетов, открыл заднюю дверь и подал стаканчик Медведю. То же мне стилист-имиджмейкер.

— А ты говорила сами не спустятся… Хочешь? — надо видеть эту картину, двухметровый мужик с молочным шейком. Выкидывает трубочку и делает большой глоток, борода и усы окрашиваются в белый цвет. Достает платок и вытирает.

— Сомневаюсь, что он мог подобрать для меня что-то путнее.

Они не ответили, у них вообще принято игнорировать меня, будто я невидимка.

— Да объясни же, почему я тут?!

— Эмма, — Медведь приблизился ко мне вплотную. Его одеколон коснулся тела, и волоски на коже сразу поднялись. Обхватил за шею, губы остались в паре сантиметров от лица, — заткнись, по-хорошему.

Я ожидала очередного поцелуя, грубого и властного, но он, улыбнувшись, видимо догадываясь о моих мыслях, вернулся на прежнее место.

Мы заехали еще в пару мест. Я все время оставалась в машине, рядом с которой терся охранник, один сидел внутри. Полная машина их следовала за нами по пятам. Овсянка давно испарилась, и я была жутко голодной.

— Можно вас попросить купить мне что-нибудь из еды? — спросила я водителя.

— Нельзя.

Козел, достали.

Вернулся зверь, я обратилась к нему с той же просьбой.

— Нужно было есть и не выпендриваться.

— Я ела! Это было семь часов назад!

У Медведя зазвонил телефон, он мельком взглянул на экран и ответил коротким Алло.

— Что-то выяснила? Аня, прекрати эту истерику, я все решу… С ним все будет хорошо, — на том конце провода я слышала женские всхлипы, — если я сказал, так и будет, ты же знаешь… он скоро вернется, езжай домой.

Последние слова зверь произнес с такой теплотой, что я невольно взгляну на его лицо. Мимолетная улыбка скользнула по губам, растворившись в волосках идеально ровной бороды. Может быть он все-таки нормальный? А все происходящее лишь дурной розыгрыш?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Пиццы будет достаточно?

— А? — живот урчал, но разговор отогнал мысли о голоде. Мне стало жутко интересно, кто та женщина и о ком они говорили.

— Есть хочешь?

— Хочу

— Роман, сделай.

Охранник направился в ресторан, рядом с которым мы стояли. А чуть позже вышел оттуда с какой-то женщиной. Она взглянула на машину, пытаясь что-то высмотреть, но быстро потеряла интерес, когда к ней подошел Энджел, и оба сели в ее красный мерседес.

Рома вернулся с парой банок колы, которую я терпеть не могла, но говорить не стала. А вот Маргарита оказалась невероятно вкусной.

— Спасибо, — заставила я себя произнести скупую благодарность. Хоть голодом не морит. Медведь в ответ лишь коротко кивнул.

Энджел

Когда мать со своей подругой приводила очередных клиентов, я должен был уйти. Я сам хотел, как можно дальше. Слышать, как родная мать стонет под каким-то жлобом было омерзительно. Клиенты больше любили ее, чем Светку. Подруга матери, вдвоем они организовали собственный бордель прямо у нас дома. За год мы выбрались из голода и нищеты, в которой прибывала большая часть страны в девяностые. Теперь посреди хибар частного сектора стоял новый двухэтажный коттедж с отдельным входом для клиентов. Мне было тринадцать, когда я впервые напился и воспользовался им, чтобы мать не увидела меня в таком состоянии. Не смотря на то, что она была шлюхой, все же пыталась воспитывать. От Светки только что ушел очередной клиент, и она лежала в постели, распаленная шампанским. Сквозь мятую комбинацию виднелась грудь. Я впервые видел настоящую, да еще так близко. Она рассмеялась и подозвала меня ближе.

— Мамочка сегодня на выезде, — она достала грудь и сжала в руке. Пышная, с большим розовым соском…

Я любил вспоминать эту шлюху. Любил ее сиськи. Я невольно сравнивал каждую девку, проходившую через мою постель. Это как погрузить сумку на магнитную ленту в аэропорту. От одних воспоминай у меня встал, я поправил его рукой, и девчонка отвернулась. Мне нравился запах их страха, крик возбуждал. Нравилось, как они до последнего надеются, что их не тронут. Что вдруг именно она та особенная, которую просто отпустят.

Эмма и была особенной, в какой-то степени. Но не для меня. Она игрушка Матон. Я буквально слышал, как билось ее сердце. Они все так реагировали на меня.

Эмма