Опоссум по имени Апельсинка - Голдберг Слоун Холли

Апельсинка рассматривает людь. Коричневый мех на голове перехвачен красной ленточкой. У люди большие глаза, цветом – как камушки на дне ручья, протекающего в овраге между холмов, – коричневые, но не целиком, а с яркими зеленоватыми пятнышками.

Внутри железного чудища сидят другие люди. Некоторые машут маленькому чудищу. Людь смеется. Она играет радость. Апельсинка прислушивается. У чудища нежный смех. Ни за что не скажешь, что это смеется страшное и ужасное животное. Нет – смех маленького чудища кажется даже приятным.

Железное чудище распахивает пасть, и людь забирается внутрь. Желтое чудище захлопывает пасть и едет прочь по серой сцене, а Апельсинке вдруг становится грустно, что людь уехала.

День тянется долго. Дважды из дому выбегает собака. Каждый раз она делает одно и то же: задирает ногу, бегает по кругу и играет с красным мячиком. И больше ничего – только нюхает с громким фырканьем землю. Поглядеть вверх собаке даже в голову не приходит. А ведь тогда она увидела бы на верхушке дерева маленького опоссума.

Наверное, собака – не очень развитая форма жизни, думает Апельсинка.

К возвращению желтого железного чудища солнце стоит уже совсем высоко. Из чудища выходит людь и идет обратно в дом. У входа людь останавливается и наклоняется над кустиком, усеянным фиолетовыми цветами. Наверное, маленькая людь увидела сочную гусеницу или жирного паука, решает Апельсинка.

Но нет – людь подносит лицо к цветам и делает глубокий вдох. Вдыхает их сладкий запах. Апельсинке так и хочется закричать со своей ветки: «Я тоже люблю цветы!» Но она не осмеливается. Тем временем маленькое чудище срывает цветок и исчезает в доме. Апельсинка ждет до самого вечера, но людь так больше и не выходит.

Солнце ползет по небу очень-очень долго, но все же в конце концов опускается за холмы вдалеке. Вот и ночь. Апельсинка ждет, пока собака снова выйдет побегать за красным мячиком, и, когда чудище возвращается в дом, начинает спуск на землю.

Как хорошо, что на лапах у опоссума есть большие пальцы! Этими лапами можно собирать улиток, выковыривать жуков из щелей, хватать сладкую падалицу. Увидев, что собаке приходится обходиться одной лишь пастью, Апельсинка многое поняла. Собачьи лапы только и годятся, чтобы рыть землю да разбрасывать во все стороны грязь. Может быть, если бы у собаки были нормальные пальцы, она бы не бегала все время кругами.

Апельсинка преодолела настоящее испытание. Она целый день провела на открытом месте, и с высоко поднятой головой возвращается в куст тутовника.

Первым сестру замечает Антонио. Уши у него становятся торчком, он вскакивает на ноги и приглядывается.

– Апельсинка! – кричит он.

Амлет и Антонио ждут в том самом месте, где все расстались в предыдущую ночь.

– Куда ты пропала? Где ты была?

– Ой, это было жуть как страшно и ужасно интересно! Так бывает?

Антонио улыбается так широко, что видны все пятьдесят зубов.

– Ну, ты же говоришь, что было!

– А мама очень сердилась, что я не пришла ночевать?

Антонио не знает, что ответить, но тут влезает Амлет:

– Мама тоже не пришла. Мы думали, может, ты с нею.

Апельсинка удивлена известием о том, что мама не пришла. Она садится и рассказывает братьям обо всем, что видела и слышала. О люди, о собаке, о красном мячике. Она говорит и говорит, и вот уже от усталости едва может шевелить языком. В конце концов она вместе с братьями бредет прятаться под заплесневелый зонтик у забора. Складки прогнившей ткани провисают, словно гамак. Апельсинка кладет голову на свернутый хвост и засыпает. Опоссумы – ночные животные, но она спит всю ночь и весь следующий день.

Ей хорошо, уютно, а главное – она жива.

Вот уже четыре ночи об Аттикусе, Алане, Алисе, Альберте, Аяксе и Абдуле – ни слуху ни духу.

Потом исчезает Альфонс. Следом за ним пропадают Августа и Алехандро.

А маму так никто и не видел.

Ни разу.

Но дети знают, что с ней не случилось ничего страшного. На рассвете, возвращаясь на условленное место, они дважды находят под кустом тутовника мятые фрукты. И оба раза сверху на фруктах пристроено колечко из спагетти.

Проходит еще два дня. Полная луна катится прочь, уступая место выходящему из-за холмов солнцу, а в условленном месте под кустом тутовника ждут только Антонио, Амлет и Апельсинка.

Мордочка Апельсинки кривится, в глазах набухают слезы.

– Нас осталось всего трое.

Амлет высовывается из куста и оглядывает лужайку. Он знает, что на рассвете это делать опасно. Но и он никого не видит.

– Интересно, что с ними со всеми стало?

Он задумчиво жует какую-то липкую штуку, которую нашел на дорожке, а потом сам отвечает на свой вопрос:

– Стали жить сами по себе. Вот и все.

Апельсинка закрывает мордочку лапами.

– Но почему? Ведь мы же одна семья!

У Антонио грустный голос:

– Нельзя все время приходить под этот куст. Нас могут учуять какие-нибудь звери. Амлет все правильно сказал. Остальные решили жить сами по себе. И нам тоже надо бы.

– А я, может, не хочу! – вдруг упирается Амлет. – Может, я хочу и дальше ездить у мамы на спине! И репетировать! И поставить настоящий спектакль, со всеми вместе!

Апельсинка глядит на Амлета и изо всех сил старается говорить уверенно:

– Репетировать можно и втроем. Можно даже целые сцены отрабатывать.

Амлет говорит тихо, почти шепчет:

– Я правда не притворяюсь. Мне так грустно.

Антонио почесывает голову. Апельсинка знает: он так делает, когда думает о чем-то сложном. Наконец он говорит:

– Что есть, то есть. Так и станем жить. Сколько получится, столько и будем.

– Нет, – отвечает Апельсинка. – Будем жить вместе навсегда. Вы же мои братья.

Антонио вздыхает.

– Но опоссумы – одиночные животные. Так всегда было.

Апельсинка разглядывает свои передние лапы так, словно это что-то необычайно интересное. Насмотревшись, поднимает взгляд и говорит:

– Ну и что? Не хотим быть одиночными – и не будем.

Амлет глядит на Антонио:

– Одиночные – это какие? Скажи еще раз, я забыл.

Антонио объясняет – терпеливо, как всегда:

– Одиночные животные живут поодиночке. По одному.

На глазах у Апельсинки выступают слезы.

– Ну так давайте жить поодиночке все вместе.