"А Фелисити-то здесь!" - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что он делает?
— Ни с кем не разговаривает… Глаз не сводит с двери… Словно кого-то ждет…
— Продолжай…
В перерыве между звонками Мегрэ собрал кое-какие сведения о племяннике старого Лапи. Почему он не может заинтересоваться этим парнем, который хочет стать большим виртуозом, а пока ради заработка играет на саксофоне в каком-то кабачке на Монмартре?
Петийону временами приходилось нелегко. Случалось по ночам грузить овощи на центральном рынке. Ему не всегда удавалось поесть досыта. Не раз он бывал вынужден даже закладывать в ломбард свой саксофон.
— Вам не кажется странным, шеф, что он провел всю ночь где-то на улице и даже не показался в «Пеликане»? Посмотрели бы вы на него… Я очень бы хотел, чтобы вы на него посмотрели… Чувствуется, что его что-то гнетет, что он чего-то боится… Быть может, если бы вы приехали сюда…
Но Мегрэ по-прежнему отвечает:
— Продолжай!
А пока комиссар, оседлав велосипед, снует взад и вперед между террасой «Золотого перстня», где он ожидает новых телефонных звонков, и розовым домиком, где хлопочет Фелиси.
Он входит, бродит по комнатам, как у себя дома. Она притворяется, что ей до него нет дела, занимается хозяйством, готовит себе еду, утром ходила к Мелани Шошуа за продуктами.
Иногда она смотрит комиссару в глаза, но по ее взгляду невозможно угадать, что она чувствует.
Ее-то Мегрэ хотелось бы припугнуть. С самого начала она слишком уж в себе уверена. Держится так, конечно, неспроста, и комиссар ожидает минуты, когда и она, в свою очередь, струхнет.
— Но старика-то ведь все-таки убили!
О ней, только о Фелиси думает Мегрэ. Он хочет вырвать у нее тайну. Он побродил по саду. Пять или шесть раз спускался в погреб выпить стаканчик розового вина — это уже тоже вошло у него в привычку. Ему удалось сделать открытие. Разгребая вилами кучу перегноя, сваленного у изгороди, он обнаружил там ликерную, рюмку, точь-в-точь такую, какую увидел в первый день на столе в беседке. Он показал ее Фелиси.
— Вам остается только обнаружить отпечатки пальцев, — сказала она презрительно, нисколько не смутившись.
Когда он поднялся в спальню, Фелиси осталась внизу. Сначала он тщательно обыскал комнату Жюля Лапи, потом прошел через площадку и, очутившись в спальне Фелиси, принялся выдвигать ящики. Она, конечно, слышала его шаги над головой. Интересно, она испугалась?
По-прежнему стояла прекрасная погода, в окно врывались струи благоухающего воздуха и пение птиц.
И тут, в глубине шкафа, где в беспорядке лежали чулки и белье Фелиси, комиссар нашел записную книжку. Не зря Деревянная Нога прозвал свою служанку Какаду. Даже белье она выбирала кричащих тонов, ярко-розовое, едко-зеленое, кружева хоть и не настоящие, но зато шириною в ладонь, прошивки…
Зная, что ее это взбесит, Мегрэ спустился вниз, уселся в кухне и стал перелистывать страницы записной книжки, датированные прошлым годом. Тем временем Фелиси чистила картофель и бросала его в голубое эмалированное ведро.
«13 января. — Почему он не пришел?»
«15 января. — Умолять его».
«19 января. — Муки».
«20 января. — Мрачный».
«23 января. — Наконец-то!»
«24 января. — Снова блаженство».
«25 января. — Блаженство».
«26 января. — Опять он. Его губы. Счастье».
«27 января. — Мир плохо устроен».
«29 января. — Ах! Уехать бы!.. Уехать!..»
Время от времени Мегрэ поднимает глаза, но Фелиси притворяется, что не обращает на него внимания.
Он пытается засмеяться, но смех его звучит фальшиво, как смех проезжего человека, который пристает к служанке на постоялом дворе, и извиняется с игривыми шуточками.
— Как его имя?
— Это вас не касается.
— Женат?
Взгляд разъяренной кошки, которая защищает своих котят.
— Это большая любовь?
Она не отвечает, а он упорствует, сам злясь на себя за это, повторяет себе, что не прав, старается думать об улице Лепик, улице Фонтен, о том испуганном молодом человеке, который со вчерашнего дня не находит себе места, натыкаясь на стены, как вспугнутый шмель.
— Скажите мне, детка, вы здесь встречались с этим человеком?
— А почему бы и нет!
— Ваш хозяин знал?
Нет! Он не может больше расспрашивать девушку, которая над ним насмехается. Правда, комиссар вряд ли поступает хитрее: он едет к Мелани Шошуа. Прислонил велосипед к витрине и ждет, пока уйдет покупательница, которая расплачивается за банку зеленого горошка.
— Скажите, мадам Шошуа, у служанки мсье Лапи было много любовников?
— Конечно, были…
— Что вы этим хотите сказать?
— Во всяком случае, она говорил… Всегда об одном и том же человеке… Но это ее личные дела… Она частенько бывала грустной, бедная девушка…
— Он женатый?
— Возможно… Она всегда намекала на какие-то препятствия. Мне она много не рассказывала… Если с кем-нибудь и делилась, то только с Леонтиной, служанкой мсье Форрентена…
Произошло убийство, а Мегрэ, этот серьезный, солидный человек, занимается любовными историями какой-то романтической девчонки! Настолько романтической, что на страницах ее записной книжки помечено:
«17 июня. — Меланхолия»
«18 июня. — Грусть»
«21 июня. — Мир — это ложный рай, где не хватает счастья для всех»
«22 июня. — Я его люблю»
«23 июня. — Я его люблю»
Мегрэ подошел к дому Форрентена и позвонил. Леонтина, служанка управляющего, оказалась девушкой лет двадцати, с широким, как луна, лицом. Она сразу же пугается. Она боится доставить неприятности подруге.
— Конечно, она мне все рассказывала… Словом, то, что хотела рассказать… Она часто приходила ко мне, влетала вихрем…
Мегрэ так хорошо представляет себе их вдвоем. Леонтина тает от восхищения. Фелиси стоит в небрежно накинутом на плечи плаще:
— Ты одна?.. Ах, если бы ты знала, дорогая…
И она говорит… говорит… Как говорят девушки только с глазу на глаз.
— Я его видела… Я так счастлива…
Бедная Леонтина не знает, как отвечать на вопросы Мегрэ.
— Я не могу сказать о ней ничего плохого… Фелиси так страдала…
— Из-за мужчины?
— Она много раз хотела умереть…
— Он не любил ее?
— Не знаю… Не мучьте меня…
— Вы знаете его имя?
— Она никогда его мне не называла.
— Вы его видели?
