"А Фелисити-то здесь!" - Жорж Сименон

— Нет…

— Где она с ним встречалась?

— Не знаю…

— Она была его любовницей?

Леонтина краснеет, бормочет:

— Однажды она мне призналась, что, если бы у нее был ребенок…

Какое все это имеет отношение к убийству старика? Мегрэ продолжает расспрашивать Леонтину, и его все больше охватывает неясная тоска, признак допущенной ошибки.

Что ж делать! Вот он снова на террасе «Золотого перстня». Почтовая служащая машет ему рукой.

— Вам уже дважды звонили из Парижа… С минуты на минуту будут снова звонить.

Опять Жанвье. Нет, это не его голос. Какой-то голос, незнакомый комиссару.

— Алло! Мсье Мегрэ?

Значит, это не с набережной Орфевр.

— Говорит официант из буфета на вокзале Сен-Лазар… Какой-то господин поручил мне позвонить вам и сказать… Подождите… Ну вот, теперь я забыл его фамилию… Название какого-то месяца… Февраль, что ли?

— Наверное, Жанвье?[2]

— Да, да, Жанзье… Он уехал в Руан… У него не было времени ждать… Он думает, что вы можете попасть в Руан еще до прихода его поезда… Он сказал, что, если вы возьмете машину…

— Больше ничего?

— Ничего, мсье… Я выполнил его поручение… Это все.

Что это значит? Если Жанвье так поспешно уехал в Руан, следовательно, туда отправился и Петийон. С минуту комиссар колеблется. Он выходит из кабины, платком вытирает пот. Машина… Конечно, он может найти машину…

— Да нет, не поеду! — бурчит он. — Жанвье и сам справится…

Осмотр трех комнат ничего не дал, если не считать записной книжки Фелиси. Люка по-прежнему томится у «Мыса Горн», и люди из соседних домов иногда поглядывают на него сквозь занавески.

Вместо того чтобы пуститься вдогонку за странным племянником Лапи, Мегрэ закусывает на террасе харчевни, прихлебывает кофе, в который подливает виноградной водки, а потом, вздыхая, снова садится на велосипед. По пути он передает Люка пакет с сандвичами и спускается по холму в Пуасси.

Он быстро находит кабачок, куда по воскресеньям ходит Фелиси, — деревянное строение на берегу Сены. В этот час там никого нет, и сам хозяин, верзила в свитере, подходит к Мегрэ и спрашивает, что ему угодно. Через пять минут, сидя за столиком перед полными рюмками, они узнают друг друга.

Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется. Хозяин кабачка, который теперь, по воскресеньям, в перерыве между танцами, собирает плату, когда-то подвизался на ярмарках в качестве борца и имел неприятности с полицией. Он первый узнал комиссара.

— Это случайно не из-за меня ли вы забрели сюда? Вот уж было бы напрасно.

— Ну конечно!.. Конечно… — улыбается Мегрэ.

— Что касается моей клиентуры… Нет, господин комиссар, не думаю, чтобы вы здесь что-нибудь обнаружили… Посыльные из магазинов, служанки, славные молодые люди…

— Вы знаете Фелиси?

— Кто это такая?

— Забавная девушка, тощая, как спаржа, остроносая, лоб, как у козы, одета вроде флага или радуги…

— Да это Попугай!

Вот как! А старик Лапи называл Фелиси Какаду.

— Что она такое сделала?

— Ничего… Я только хотел бы знать, с кем она у вас встречалась…

— Пожалуй, ни с кем. Моя жена — не пытайтесь ее вспомнить, она совсем из другого круга, серьезная женщина — так вот, моя жена называла ее Принцесса, такой у нее всегда высокомерный вид… Кто же она в самом деле, эта курочка?.. Я никогда не мог этого узнать… Держалась она действительно как принцесса… Танцевала всегда прямо, как палка… Когда ее начинали расспрашивать, она давала понять, что вовсе не та, за кого ее принимают, и приходит сюда инкогнито… Такое болтала… Вот, смотрите! Она всегда садилась за этот столик, всегда одна… Пила маленькими глотками, отставив мизинец… Мадемуазель не с каждым пошла бы танцевать… В воскресенье… Ах, да… вспомнил…

Мегрэ представляет себе толпу на тряском полу, резкие звуки аккордеона, хозяина, который, подбоченившись, ожидает, когда он сможет пройти между парами и собрать денежки…

— Она танцевала с одним типом, которого я уже где-то видел… Только где — не могу вспомнить… маленький, коренастый, нос немного на сторону… Но это неважно… Я только заметил, что он крепко прижимал ее к себе… И что вы думаете, посреди танца она как залепит, ему пощечину!.. Я был уверен — сейчас начнется скандал… Ничего подобного… Этот тип тут же смылся, а Принцесса с достоинством уселась на свое место и стала пудриться.

Наверное, Жанвье уже давно приехал в Руан. Мегрэ оставляет свой велосипед у террасы «Золотого перстня», а сам направляется к телефонистке. Прохладное помещение почты выходит на теневую сторону.

— Мне ничего не передавали?

— Только один раз… Просили позвонить в центральную бригаду Руана… Соединить вас?

К телефону подошел не Жанвье, а какой-то инспектор.

— Комиссар Мегрэ? Вот что нам поручили вам передать: молодой человек прибыл в Руан после того, как обошел с десяток баров на Монмартре… Он, кажется, ни с кем не разговаривал… У него повсюду был такой вид, словно он кого-то ждет… В Руане он сразу же отправился в район казарм. Он вошел в пивную, где можно познакомиться с женщинами, вы, конечно, знаете, «Тиволи»… Там он пробыл с полчаса, потом бродил по улицам, наконец оказался на вокзале… Вид у него все более усталый, подавленный… Сейчас он ожидает поезда в Париж, а Жанвье продолжает слежку…

Мегрэ отдает обычные приказы: расспросить хозяйку пивной, узнать, к какой женщине приходил Петийон, что ему было нужно, и тому подобное… Он слышит какой-то неясный грохот, будто поблизости прошел автобус, и, только выйдя из кабины, понимает, что это отдаленные раскаты грома.

— Вам еще должны звонить? — спрашивает почтовая служащая, у которой за всю жизнь не было столько развлечений…

— Возможно… Я сейчас пришлю к вам своего бригадира…

— Как это увлекательно — работать в полиции! А мы сидим в этой дыре и ничего не видим…

Он хотел пожать плечами, но машинально улыбнулся и снова вышел на дорогу, ведущую к поселку.

— Придется все же ей заговорить! — повторял он, направляясь в Жанневиль.

Надвигается гроза. Горизонт становится угрожающе-лиловым, а косые лучи солнца кажутся еще более пронзительными. Больно кусаются мухи.

— Возвращайся в «Золотой перстень», Люка!.. Могут позвонить по телефону, что-нибудь передать…

Он толкнул дверь «Мыса Горн» с решительным видом человека, который слишком долго позволял над собой издеваться. Теперь с него хватит! Он не отстанет от этой проклятой Фелиси. Нужно ее как следует встряхнуть, так, чтобы она растерялась.