Система пожаротушения - Петр Романенко

Однажды в июле в санаторий приехала новая партия отдыхающих. У Кати, чувственной, страстной натуры, сердце заныло: что-то будет, – почувствовала она.

И вот Катя попросила отвезти её на танцы. Она хорошо запомнила этот день – это был День святых апостолов Петра и Павла, 12-е июля. Эта просьба была принята с восторгом: наконец-то, Катя начинает оттаивать, – подумали мать и Наташа. На танцы поедем обязательно. Вечером они приехали в танцевальный зал. Нашли удобное место в конце зала, откуда всё хорошо видно, сели в кресла.

Павел некоторое время смотрел на девушку, любовался ею. Катя рассматривала зал, посетителей, слушала музыку. Вдруг она нутром почувствовала, что на неё смотрят. Она обернулась и увидела Павла. Сердце её заколотилось. Это он! – электрическим разрядом пронеслось в мозгу.

Но вот заиграли медленный танец. Павел решил пригласить девушку на танец: подержать её в руках, ощутить запах её волос, теплоту её тела, упругость груди.

– Разрешите пригласить вас на танец, – сказал он, подойдя и галантно поклонившись.

На лице девушки отразились испуг, радость, надежда.

– Мне очень жаль, – ответила она с грустью, – я не могу; у меня болят ноги.

Но Павлу уже неудобно было отступать, да и не такой он.

– Пойдёмте, пожалуйста, я вас очень прошу; мы потихонечку, здесь с краю, просто подвигаемся на месте.

Глаза Кати загорелись решимостью и надеждой. Павел протянул ей руку. Катя встала, сделала шаг, потом второй, потом третий. Остановилась, не веря в чудо. Павел манил её дальше, она сделала ещё три шага и, поддерживаемая крепкими руками Павла, закачалась в такт музыке, переступая с ноги на ногу. Она прошла шесть шагов, да ещё и танцует! Катя была как в каком-то волшебном сне, в душе её бушевала буря чувств, она дрожала от восторга, радости, ликования, надежд – от всех, обрушившихся на неё, как божий дар, положительных эмоций. Танец закончился; от счастья Катя была близка к обмороку. На своё место она шла гораздо уверенней. Подойдя к матери, она бросилась ей на грудь и разрыдалась. Павел был чрезвычайно удивлён, озадачен и не знал, что делать. Почему она рыдает? Подойти и спросить? К нему подошла Наташа. Она отвела его в сторону и рассказала печальную историю Кати. Павел был поражён, его потрясла судьба Кати. Получается – он стал невольным её спасителем. Он подошёл, представился, познакомился поближе с этими милыми людьми.

– Катенька, – сказал он, – можно я вас приглашу на все танцы; вы должны согласиться, потому что я знаю ваше положение и буду с вами очень аккуратен и бережен.

Она с восторгом и благодарностью согласилась. Они танцевали весь вечер и оставшиеся до окончания отпуска дни проводили вместе. Катя продолжала реабилитацию; теперь, когда лёд тронулся, восстановление шло хорошо. Постепенно Павел и Катя проникались друг к другу чувством, несколько большим, чем хорошие отношения. Павлу Катя очень понравилась, он с радостью забрал бы её с собой. Катя была в восторге от него. Она в него ещё не влюбилась, но была на грани этого. Если Павел будет и дальше таким же хорошим – она пропала. И прощайте тогда короли, шейхи, нефтяные магнаты. Катя рассказала об этом матери, поехала на могилу к отцу и поделилась своими мыслями с ним.

– Папочка, я встретила принца. Он не на белом коне, но в сапогах. Это военный. Сейчас он в штатском костюме, но в своей части он, наверное, носит сапоги. Он мне нравится, и я могу в него окончательно влюбиться.

Павел и впрямь часто ходил в сапогах – он любил полевую форму одежды. У него она всегда была хорошо подогнана, опрятна, сапоги начищены до блеска. Павел был стройный, широкоплечий, с тонкой талией. Он всегда потуже затягивал ремень, расправлял складки гимнастёрки. Это подчёркивало его стройную спортивную фигуру. Он часто над собой шутил.

– Как надену портупею – всё умнею и умнею.

Женщины на него посматривали. Светлана Фёдоровна всё понимала и боялась. Не дай бог, Катя влюбится в него и захочет с ним уехать. Этого нельзя было допустить никак. Ей нужно было находиться под наблюдением врача, по крайней мере, первое время. А у него в лесу – какие врачи? Павел поправлял:

– Не в лесу, а в Жангиз-Тобе – в степи в Казахстане. И есть у нас санинструктор, рядовой Потехин. Он может оказать первую медицинскую помощь, измерить давление. Этого, конечно, недостаточно, но вот, что имеем.

Павел прекрасно понимал Светлану Фёдоровну и в душе был с ней согласен.

Но вот срок пребывания в санатории подошёл к концу. Уезжать Павлу было очень тяжело – сердце рвалось назад: задержаться хоть на день, хоть на час. Он влюбился. Кате было ещё тяжелее – она тоже влюбилась. Она с болью в душе почувствовала, что они расстаются навсегда.

Они расстались. Долго потом переписывались, перезванивались до тех пор, пока Павел совсем не потерялся, переезжая из гарнизона в гарнизон. А Катя всю жизнь хранила в сердце светлый образ своего возлюбленного, своей первой любви. Она жаждала с ним встречи, мечтала хоть взглянуть на него. Каждый год до самой старости 12 июля Катя приходила в этот танцевальный зал, садилась на то же самое место и молча сидела весь вечер, вспоминая тот незабываемый танец, того красавца, молодого офицерика, и глаза её застилала нежная благодарная пелена. Больше они не виделись, и встретились только на погребении.

Последние 13 лет Ромов служил в довольно крупном армейском штабе. К этому времени он накопил приличный опыт штабной работы. В малых штабах он занимался планированием боевой подготовки, составлял расписания занятий, графики нарядов, занимался другими бумагами.

Он всё время прослужил в ракетных войсках. В крупном штабе, да ещё в отделе, который являлся задающим генератором, мозгом штаба, задачи усложнялись, приобретали творческий характер. Здесь он занимался организацией боевой учёбы войск, боевого дежурства, разрабатывал замыслы и планы учений, тренировок, анализировал и писал большим начальникам тексты их выступлений на разборах итоговых проверок, учений, подведениях итогов и постановке задач. Он писал так же отчёты в вышестоящий штаб о результатах проверок, учений, тренировок. Вот здесь и требовались творчество, фантазия, выдумка. Так, текст для выступления перед офицерами проверяемых частей неизменно начинался словами «…добились определённых успехов, однако…» – на этом об успехах больше не говорилось ни слова, перечислялись одни недостатки, которые сводили на нет все эти определённые успехи. В выступлении перед подчинёнными надо было всех ругать, всячески доказывать, что никто ничего не делает, все даром едят казённый хлеб, надо было стращать, угрожать; писать в формате: «Матерь вашу, всех сгною!»

Вообще, в армии, на взгляд Ромова, сложилась какая-то порочная система управления, руководства, воспитания, взаимоотношений с подчинёнными частями. По содержанию техники, боевым вопросам – боевому дежурству, боевой подготовке, оперативной подготовке – претензий к войскам было мало. Основные претензии были по воинской дисциплине, по неуставным взаимоотношениям, дедовщине. Большой грех командиров и начальников состоял в сокрытии грубых нарушений воинской дисциплины. С этим боролись, выявляли такие нарушения, наказывали за это. Вызывала недоумение методика «воспитания» командиров, у которых дела шли плохо. Такого командира полка вызывали на заседание военного совета и устраивали ему большую взбучку с угрозами и унижениями. Считали, что кашу маслом не испортишь – битый командир будет злее, строже, ответственнее относиться к укреплению воинской дисциплины и порядка. Да и урок для других.