Корабль-призрак - Фредерик Марриет

– Ограбил покойницу?! Нет, этого не мог он сделать; вероятно, вы ошиблись, молодой человек, или говорите на него напраслину!

– Нет, нет, клянусь вам всем святым, что это правда. Эту реликвию я должен во что бы то ни стало вернуть себе! Вы не знаете, что от этого зависит для меня и для других!

– Погодите, молодой человек! – проговорила девушка. – Я сейчас вернусь!

Филипп ждал некоторое время, не будучи в силах побороть в себе чувство восхищения и удивления: такая чудесная девушка жила в доме мингера Путса, и никто не знал об этом. Кто могла она быть? И пока он размышлял об этом, серебристый голос той, о которой он думал, неожиданно окликнул его из окна, причем у девушки в руке была черная лента, а на ней висела неоцененная святыня, из-за которой произошла вся эта сцена.

– Вот ваша реликвия, сударь, – сказала молодая девушка, – возьмите ее! Я очень сожалею, что мой отец решился на такой поступок, который мог действительно возбудить ваш гнев! Но вот я возвращаю вам вашу святыню, – добавила она, роняя ее к ногам Филиппа, – и теперь вы можете идти с миром.

– Ваш отец! Неужели этот человек ваш отец? – воскликнул Филипп, забывая даже поднять с земли лежащую у его ног реликвию.

Девушка собиралась отойти от окна, не удостоив его ответом, но он заговорил снова, обращаясь к ней:

– Подождите, сударыня, подождите всего еще одну минуту, пока я испрошу у вас прощения в своем необузданном и диком поведении! Клянусь вот этой святыней, – продолжал он, подняв золотой ящичек с земли и держа его перед собой, – что, если бы я знал, что в этом доме находится безвинное существо, я никогда бы не решился на мой безумный поступок, и как благодарю я Бога теперь, что никакого несчастия от этого не произошло! Однако опасность не совсем еще миновала; надо отпереть дверь и затушить порог ее, который все еще тлеет и от которого может загореться весь дом. Не бойтесь, сударыня, за вашего отца: если бы даже он причинил мне во сто раз больше зла, вы могли бы отстоять каждый его волос. А что я всегда держу свое слово, это он может вам удостоверить; так позвольте же мне исправить то зло, которое я причинил вашему дому, затем я уйду!

– Нет, нет… не верь ему! – закричал из глубины комнаты Путс.

– Ему можно верить! – твердо и спокойно возразила молодая девушка. – И его услуги могут быть нам очень полезны. Подумай, что могу в данном случае сделать я, слабая девушка, или ты, еще более слабый старик? Отопри дверь, отец, и позволь ему обезопасить наш дом от возможного несчастия! – Затем, обращаясь к Филиппу, она добавила: – Отец отопрет вам дверь, и я спущусь и поблагодарю вас за ваши услуги! Я всецело доверяюсь вашему слову, молодой человек, и полагаюсь на него!

– Никто не может сказать, чтобы я когда-нибудь не сдержал своего слова! – сказал Филипп. – Но пусть отец ваш поторопится: пламя снова выбивается из-под двери!

Дрожащими руками отпер мингер Путс дверь и поспешно отретировался наверх. Теперь только стало ясно, как прав был Филипп; ему пришлось вылить не одно ведро воды на порог, прежде чем удалось окончательно залить огонь. За все время, пока он работал, ни отец, ни дочь не показывались.

Когда дело было сделано, Филипп запер дверь и, выйдя на улицу, взглянул на окно второго этажа. Из него тотчас же выглянула молодая красавица, и юноша покорным тоном успокоил ее, что теперь всякая опасность миновала.

– Благодарю вас, молодой человек, – сказала она, – хотя ваше поведение было несколько необдуманно и безрассудно сначала, но зато впоследствии вы были вполне благоразумны и добры! Еще раз благодарю вас.

– Передайте вашему отцу, барышня, что я не имею против него никакой злобы и вражды и что дня через два зайду к нему и принесу свой долг!

Окно закрылось, и Филипп, еще более возбужденный, чем раньше, но переполненный совершенно иными чувствами, чем те, с какими он явился сюда, направился теперь к своему дому.

Прекрасная дочь мингера Путса произвела на Филиппа Вандердеккена сильное впечатление, и теперь новое чувство присоединилось ко всем другим чувствам, волновавшим его душу. Придя домой, он поднялся наверх и кинулся на постель, с которой его поднял приход Путса. Сначала в его воображении носился прелестный образ девушки, но воспоминание о ней вскоре изгнала мысль о том, что в смежной комнате лежит тело его матери, а тайна его отца остается нераскрытой там, внизу, в запертой комнате.

Похороны должны были состояться на другой день утром, и Филипп, который со времени своего знакомства с прекрасной дочерью безобразного доктора даже в собственных своих глазах охладел до известной степени к страшной тайне своей покойной матери, решил не открывать таинственной комнаты раньше похорон. На этом он заснул. Измученный и душевно и физически, он проспал до следующего утра, когда священник разбудил его для присутствия при погребении матери.

Час спустя все было кончено; провожавшие разошлись по домам, а Филипп, вернувшись в свое опустелое жилище, запер за собою дверь на тяжелый засов и почувствовал известное облегчение при сознании, что он теперь один и никто не может ему помешать.

Войдя в комнату, где всего только час тому назад лежало тело его матери, Филипп снял со стены японский шкафчик и возобновил свою прерванную накануне работу; вскоре задняя стенка шкафчика была отбита, и потайной ящичек обнаружен. Выдвинув его, Филипп нашел в нем, как и предполагал, большой ключ, покрытый легким налетом ржавчины. Под ключом лежала сложенная записка, немного выцветшая от времени. Записка была писана рукою его матери, и содержание ее было следующее: