Спящая красавица - Джудит Айвори

песком, не говоря уже о смертоносных насекомых и летучих мышах, заполонивших деревья...

Джеймс перевел дух, сощурив глаза. Ему надо было успокоиться.

Но он тут же продолжил:

— Я был потерян, болен, разбит, истощен, измучен. Вакуа дали мне все это золото не потому, что я милый молодой человек. — Кривая усмешка вновь появилась на его лице. — Хотя, возможно, и это сыграло свою роль. Конечно, эти золотые вещи преподнесли, потому что я все выдержал, несмотря на то что они сторонились меня. После возвращения я перестал походить на англичанина. Я составил свое мнение — докучливое и нелицеприятное — о правительстве, обществе и проклятой английской церкви. — Он еще раз перевел дух. — Нельзя сказать, что я совершенно не понимаю, что вы имели в виду под словами «искушенный и зрелый». Но я знаю, каково это — стремиться выжить, когда твоя кожа покрыта солью, волосы сбились и стоят дыбом, когда ты так осторожно дышишь, что от этого начинается нервная дрожь по всему телу. У меня гораздо больше опыта, чем у большинства мужчин, даже у тех, что вдвое старше меня, больше опыта, чем мне бы самому хотелось.

Джеймс горько усмехнулся:

— Искушенность и зрелость — для меня эти слова ничего не значат. Но вам я объясню — вы, возможно, видите перед собой куда более искушенного и зрелого мужчину, чем вам приходилось встречать до сих пор.

Николь ничего не ответила, борясь с впечатлением, которое произвели на нее его слова. Она лишь закивала в знак согласия.

— Хорошо, мистер Стокер, — сказала она. — Вы отважный, надежный субъект...

— Который хочет прийти к вам сегодня вечером и разбудить вас завтра утром.

Николь рассмеялась, застигнутая врасплох.

— Нет. — Она отрицательно покачала головой. — Отважный вы или нет, но я не хочу иметь с вами дела. И если вы действительно страдали, то должны понять, что я принесу вам несчастье. Я слишком стара для вас, и в моем прошлом слишком много темных пятен.

Николь нахмурилась и посмотрела в сторону бального зала.

— Хотя я и не понимаю, в чем дело, но сегодняшний инцидент скажется на моей репутации. У меня нет приличных связей здесь, в Англии. Я богатая иностранка без поддержки. Я не такая уж важная персона, чтобы поддерживать со мной знакомство. — Николь накинула на плечи шаль, затем, глядя себе под ноги, произнесла то, чего не должна была говорить: — Вы достойный молодой человек, вас, если не совершите никаких опрометчивых поступков, ожидает блестящее будущее. Вокруг много прелестных молодых женщин.

Она тяжело вздохнула: после всего случившегося Николь чувствовала себя уставшей.

— Благодарю вас еще раз, мистер Стокер, — она поспешно поправила себя, — доктор Стокер. Я не хочу выглядеть неблагодарной, ведь вы были так добры ко мне сегодня. Благодарю за все, а теперь вам пора возвращаться на прием.

Она подняла руку, привлекая внимание швейцара. Когда он подошел, Николь попросила:

— Будьте добры, остановите для меня кеб.

Тот в ответ кивнул и вышел.

Смущенный, молодой человек нахмурился, поколебался, меж бровей у него появилась глубокая морщина.

— Вы не должны брать кеб, — сказал он.

— О, прекратите...

— Вы не поняли меня. Я только хотел объяснить вам, что в Лондоне леди не уезжают домой без сопровождения в наемном экипаже. — Почти извиняясь, Джеймс продолжил: — Считается, что этот лихой транспорт предназначен для мужчин. И возможно, по этой причине кеб считается неподходящим транспортом для ночной поездки одинокой женщины. Этот самонадеянный поступок может повредить вашей репутации куда больше, нежели происшествие в зале.

Николь удивилась, но не двинулась с места.

— Что ж, внешний вид может быть обманчив. Не беспокойтесь, со мной все будет в порядке. Спокойной ночи, доктор Стокер.

Его янтарные глаза на мгновение дольше, чем следовало, задержались на ее лице. Их выражение озадачило Николь — как у человека, неожиданно выброшенного из «лихого» кеба и оставленного посреди улицы.

Она задумалась. Какое красивое у него лицо — обиженное и даже оскорбленное, — решительный подбородок, прямой нос, живые, выразительные глаза! Оно еще хранило следы загара, а на ухе солнце оставило отметину в виде рябинки. Но его кожа... Николь никогда не думала, что мужчина может иметь такую прекрасную кожу, и она представляла, как приятно было бы провести ладонью по его щеке.

С удрученным вздохом, понимая бессмысленность своих мечтаний, она подошла к двери. Назойливый кавалер между тем следовал за ней, бормоча:

— Джеймс, пожалуйста, зовите меня Джеймс.

Швейцар принес ее пальто. Мистер Стокер, красивый молодой человек, начисто лишенный здравого смысла, попытался помочь ей. Но Николь воспользовалась услугами швейцара, которому дала чаевые, а затем, запахнув пальто, поглубже засунула руки в карманы. Неожиданно она повернулась к Джеймсу.

Он стоял рядом — сдержанный, загнанный в угол, полный неутомимой энергии и романтического идиотизма. Николь не могла объяснить почему, но от его вида у нее неожиданно защемило сердце. Как напоминание о старой ране, тень давнего огорчения, ни происхождения, ни причины которого она не могла понять.

Николь Уайлд подняла мягкий ворот своего пальто и сказала:

— А теперь прощайте, доктор Стокер.

«Прощайте, прощайте, прощайте» — достаточно.

Швейцар ждал ее у открытой двери. Она дала себе слово не оглядываться.

Когда Джеймс вернулся в бальный зал, все очарование вечера куда-то улетучилось. Романтический ореол и великолепие, окружавшие его, больше не веселили душу. Все мысли были сосредоточены только на одном: Николь Уайлд. Кто она на самом деле? Кем была? Откуда появилась здесь?

Конечно, деньги и состояние давали ей необычную для женщины свободу. Она могла позволить себе устроить жизнь по своему выбору. Возможно, была легкомысленной и распущенной, как предполагал Тедди.

А возможно, все не так. В голову Джеймсу пришло наиболее подходящее объяснение: очаровательная миссис Уайлд (даже ее фамилия Уайлд — дикарка — несправедливо работала против нее) была чужой в английском высшем обществе, приверженном своим обычаям и традициям.

Наемный кеб, к примеру. Кто-то обязан был поставить ее в известность, стать ее советчиком.

Кто-то должен был объяснить, почему ей не следует приходить на прием, на котором ожидалось присутствие самой королевы, с таким человеком, как Джей Леванталь.

Джеймс вспомнил, кем был этот американец. Богатый банковский инвестор на второстепенных ролях и большой любитель девочек из варьете. Джеймс говорил себе, что главная причина, по которой он не хотел бы, чтобы Николь Уайлд опиралась на руку Леванталя, садясь в экипаж или выходя из него, — это то, что общение с таким субъектом — сильный удар по ее репутации. Его вызывающие манеры и пристрастие к женщинам могли еще больше очернить ее в глазах лондонского общества.