Знатные распутницы - Жюльетта Бенцони

За одним исключением. Графиня Изабель не только не интересовалась происходящим вокруг, но и выглядела так, будто присутствовала при собственной казни. Ее лицо было смертельно бледным, глубокие тени лежали под глазами. Она с трудом держалась на ногах и в конце концов была вынуждена ухватиться за руку своей соседки – мадемуазель де Шатонеф.

Внезапно она сжала ее руку так сильно, что та по-настоящему испугалась.

– Что с тобой? – шепнула она. – Ты выглядишь, как сама смерть.

– Я едва держусь на ногах, – пролепетала Изабель, – на пределе своих сил. Эти речи… мой Бог, этому не будет конца! Я сейчас потеряю сознание!

– Ради всего святого, только не это! На нас смотрит весь мир. На нас обращено больше внимания, чем на этого человека в черном, который доконает нас своими тирадами. Постарайся и возьми себя в руки. Знаешь же, как строга королева, когда речь идет о нашем появлении перед публикой.

– Знаю, но ты не можешь себе представить, какие страшные страдания я переношу.

Едва она произнесла эти слова, как резкая боль пронзила все ее тело, и бедняжка не смогла сдержать пронзительного крика.

Оратор прервал свое выступление, и все взгляды устремились на Изабель. Екатерина нахмурила лоб, но Изабель уже ничего не видела. Ее разрывала новая волна боли. В своем узком корсете она не могла больше дышать и, лишившись чувств, опустилась на пол.

В ужасе Шатонеф склонилась над ней и попыталась поднять.

– Несомненно, это случилось из-за жары, – сказала она, увидев быстрый гневный взгляд королевы.

– Тогда унесите ее отсюда – распорядилась королева. – Свежий воздух поможет ей. Эти молодые девушки не могут выдержать даже самого малого! Немного жары, и они уже падают в обморок.

Подбежавшие молодые люди подняли Изабель и вынесли ее из зала. И теперь каждый смог увидеть, что на том месте, где только что лежала молодая женщина, осталось большое кровавое пятно.

Возглас изумления пронесся по залу. Все обсуждали случившееся, перебивая друг друга и споря о странном несчастном случае, жертвой которого стала такая прекрасная молодая девушка. Оратор больше не пытался продолжать речь. Его бы все равно никто не слушал. Пришлось объявить начало официального обеда, чтобы положить конец всеобщему смятению.

Тем временем Изабель, под полными ужаса взглядами придворных спокойно произвела на свет очаровательного мальчика.

Она лежала на скамье, на которую были спешно брошены две подушки; едва новорожденный увидел свет, он начал кричать изо всех сил. Такого ора почтенные стены кабинета бургомистра никогда прежде не слышали!

Королева была вынуждена смирить свой гнев, чтобы не придавать скандалу еще более неприятный характер. Она жестом подозвала к себе господина де Нансэ – капитана своей гвардии – и шепнула ему на ухо несколько слов. После чего с улыбкой и видимым облегчением направилась в праздничный зал вслед за королем.

Роды прошли нормально. Молодая женщина еще ощущала слабость и головокружение, но больше всего она чувствовала себя очень усталой. Она хотела спать и только спать, много часов подряд. Поэтому все, что ей было нужно, – это погрузиться в сон, чтобы никого не видеть, особенно Екатерину, гнева которой она очень опасалась.

Через некоторое время она заметила, что ложе ее качается. Хотя оцепенение еще и затуманивало сознание, она постепенно поняла, где находилась: ее положили в тщательно зашторенный паланкин и несли по такой неровной дороге, что лежать в нем, несмотря на матрацы и подушки, было очень неудобно. Изабель не имела представления, куда ее перевозят. Занавески были плотными, и она не видела окрестности.

Через несколько часов паланкин, наконец, остановился. Роженица оказалась во внутреннем дворе здания, которое нетрудно было узнать: она находилась в монастыре. У входа стояла высокая, стройная женщина, из-за своей одежды выглядевшая строгой: Ее руки скрывались в широких рукавах мантии. Изабель смотрела на нее в отчаянии.

– Не могли бы вы сказать, где я нахожусь, мать-настоятельница?

Та посмотрела ей прямо в глаза и строго ответила:

– Вы в монастыре Кордельер д'Оксонн, дочь моя. Ее величество королева Екатерина решила, что вы должны оставаться здесь, пока она не даст новых указаний.

– Новых указаний? Но как долго мне придется здесь находиться?

– Я не знаю, дочь моя. Возможно, королева хочет, чтобы вы приняли пострижение.

– Я должна оставаться в монастыре? Но это невозможно!

Изабель была полностью подавлена и готова разрыдаться. Она умоляюще посмотрела на настоятельницу. Ее охватила паника. Эти высокие стены, эта строгая, почти нечеловеческого вида женщина и стали ее судьбой, предназначенной Екатериной? Внезапно она повернулась, подбежала к закрытой двери и крикнула: «Я не хочу становиться монахиней! Я не хочу жить здесь!»

Мать-настоятельница не двигалась с места, дав ей возможность подергать ручку двери, накрепко запертой. Когда она увидела, как Изабель, всхлипывая, вцепилась в закрытую дверь, она подошла к ней, мягко положила руку на ее плечо и медленно повела в монастырь.

– Королева никогда не настаивала на вашем пострижении, дочь моя! Вас никто к этому не принуждает. Приказ гласит, чтобы вы сначала побыли у нас.

– Но здесь так же безысходно, как и в тюрьме!

– Возможно, но это не тюрьма и, может быть, пребывание у нас вам даже понравится. Вам нужны сейчас покой и отдых… и мы не тюремные надзиратели.

В последующие дни Изабель убедилась, что мать-настоятельница действительно не была столь строгой и жестокой, какой показалась на первый взгляд. Она не запретила гостье получать почту, и однажды утром привратница передала ей письмо возлюбленного, незабвенного Луи де Конде, который, наконец, отыскал следы своей нежной подруги.

Как он писал Изабель, ему удалось добиться, чтобы вернули ребенка, которого Екатерина сразу же после рождения велела отдать кормилице.

В послании принца было много доброты, хотя хромала орфография: «Ах, мое сердце, Ваши страдания сделали меня самым несчастным человеком в мире. Когда я вижу, сколько боли и печали Вы перенесли, я не знаю, жив я еще или уже нет! Но когда я думаю о любви, которую Вы мне дали и даете до сих пор, я вновь чувствую себя ожившим и способным оказать Вам помощь. И я говорю Вам в этот час, что, несмотря на все неудачи, я счастлив потому, что смотрю на все Вашими глазами…»

Изабель была переполнена нежностью и вновь пробудившейся надеждой. Она окропила это невероятно безграмотное письмо слезами, письмо, при чтении которого у ее бывшего любовника Ронсара все перевернулось бы в животе. Но она слишком любила Конде, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как ошибки. Теперь она была уверена, что ее возлюбленный кратчайшим путем доберется до нее и освободит из заточения. Конде действительно был близок к тому, чтобы осуществить этот замысел, но вмешалась королева и расстроила его планы.