Знатные распутницы - Жюльетта Бенцони

Взявшись за руки, они вошли в их новое обиталище.

1. Первая месть

В 1563 году в Париже стояла суровая зима. Снег и гололед сделали жизнь жителей столицы, спешивших с наступлением темноты домой, очень трудной. Люди жались к каминам и ждали наступления следующего дня, плотно опустив занавеси на окнах.

Только в постели они чувствовали себя уютно. Отвратительная погода, однако, не мешала развлечениям, и в особенности членам королевской семьи.

Однажды декабрьской ночью в прекрасном дворце по улице дю Руа-де-Сесиль все было освещено огнями, раздавались звуки флейт и скрипок.

Этот дворец когда-то принадлежал герцогам д'Анжу, бывшим королям Сицилии и других государств. Четыре года назад канцлер Бираг купил и реставрировал его, дворец тогда уже начал разрушаться.

В то время им владел капитан гвардии короля Карла IX, великолепный молодой человек, о котором с уверенностью можно было сказать, что это самый опасный соблазнитель в Париже. Его звали Луи-Беранже Дю Гаст. Он происходил из очень знатной семьи, а став взрослым, сделался покорителем женских сердец, не встречая при этом какого-либо сопротивления… Прекрасный Беранже был высокого роста, хорошо сложенным блондином с мягким блеском голубых глаз, с аккуратно подстриженными усами, полными губами и с безукоризненными зубами. Все это делало его особенно привлекательным. Ему было 23 года, он держал себя уверенно, был элегантен и смел. Что касалось его души, то она была скорее всего покрыта мраком, поскольку не знала угрызений совести, служила лишь для удовлетворения потребностей молодого человека, жаждущего развлечений.

Будучи человеком эпохи Ренессанса, Беранже дю Гаст любил не только красивых женщин, попойки и сражения на шпагах, но и разбирался в равной мере в искусстве и поэзии.

В тот вечер за пышным столом во дворце д'Анжу собралось больше гостей, чем их было во всем Париже. Кроме лучшего друга хозяина дома, поэта Пьера де Ронсара, здесь были монсеньор де Брантом, Пьер де Бурдей, любезный Божуайе, которого особенно ценила Екатерина Медичи, поэты Антуан де Бэф и Депорт, серьезный Антуан Доран, этому больше всего нравился винный погреб хозяина, а также галантный священник Дол, Шарье д'Эпине.

Собравшиеся вели себя очень шумно, почти заглушая игру музыкантов, перебивая друг друга остроумными шутками и галантными стихами. Вино лилось рекой.

Было странно, однако, что самый болтливый из всех был в этот вечер необычно молчалив. Беранже казался полностью отсутствующим. Он мечтательно улыбался, слушал полувнимая, когда к нему обращались с вопросом, отвечал невпопад и даже забывал пить.

Странность его поведения, наконец, обратила на себя внимание Брантома. Когда поднялся со своего места Ронсар, чтобы прочитать прекрасный сонет, Брантом обратился к другу.

– О чем ты думаешь все это время? Похоже, мы тебе сегодня безразличны!

– Почему ты так решил? Я внимательно слушаю каждое ваше слово!

– И забываешь при этом даже о бокале с вином! Нам это очень льстит. Удивляет, однако, твое внимание к твоим часам. Они настолько хороши?

– Мои часы?

– Меня ты не обманешь! Вероятно, они напоминают тебе о визите прелестной дамы к тебе сегодня вечером… и у тебя больше нет времени, чтобы держать нас у себя! Ты так рассеян и угрюм, что причиной может быть только женщина. Разве я не прав?

Дю Гаст рассмеялся и хлопнул своего друга по плечу.

– Я забыл, что у тебя самый острый глаз во всем дворе, и невозможно скрыть от него что-либо, особенно, если речь идет о любовных делах. Я признаю свое поражение. Ты прав, она действительно прекрасна. Но я не назову тебе ее имени.

– Это очень галантно. К тому же, я узнаю его завтра и без тебя, ведь ничто не становится известным при дворе быстрее, чем сердечные тайны! Сейчас, однако, я помогу тебе избавиться от гостей, пока они еще не перепились окончательно.

Это было сделано с полным соблюдением такта, которым обладает человек, вращающийся при дворе. Вскоре все разошлись и слуги принялись за уборку. Беранже остался ждать за маленькой дверью, ведущей на улицу. Он знал, что его друг Брантом спрятался в дверной нише соседнего дома, поскольку был из тех, кто не может противостоять собственному любопытству. Обоим не пришлось долго ждать. Уже через несколько минут на улице появились две женщины. Они были укутаны от холода, а их лица плотно закрыты вуалью, как было модно в то время. Брантом знал всех женщин при дворе. Как внимательный наблюдатель, он узнал одну из них по походке и грации. В его глазах каждая женщина, даже замужняя, имела нечто особенное, что отличало ее от других. Если эта женщина принадлежала бы ко двору, он бы узнал ее, тем более, что у него уже сложилось представление о той, кем была покоренная его другом.

Подойдя к двери, дама пониже ростом дала три условных сигнала. Дверь тут же открылась, и обе женщины в вуалях скрылись в доме, дверь за ними бесшумно закрылась. Брантом покинул свой наблюдательный пост, закутался в плащ и поспешил домой. Он улыбался. «Какая тайна может окружать женщину, которой в действительности нечего скрывать? К счастью, есть много мужей, которые не только не мешают любовникам своих жен, а скорее готовы их облагодетельствовать», – ворчал он про себя. Добрый маркиз де Кевр настолько счастлив, что стал виконтом Сэссон и первым бароном де Булонь, и так озабочен тем, чтобы заслужить новые титулы, что теперь ему было совершенно безразлично, будет ли он произведен в ранг первого рогоносца королевства, особенно если это поможет ему получить новые титулы. И, видимо, теперь у него появятся хорошие перспективы.

Брантом остался доволен тем, что удовлетворил свое любопытство, и спокойно улегся в постель. Но он был и разочарован, поскольку рассчитывал на более трудное и таинственное приключение. Тем временем Беранже дю Гаст заключил в объятия одну из «семи смертных грешниц» с такой страстью, что было понятно, что он ничего не боится.

«Семью смертными грешницами» называли семерых дочерей знатного и могущественного господина Жана Бабу де ля Бурдезьера.

Он был не только правителем на Сагоне, но и королевским камергером, наместником и правителем Бреста, Гена, Амбуаза, гроссмейстером артиллерии и т. п. Его семь дочерей[2]заслужили это «милое» прозвище не столько за их общую тягу к любви. Все они были очаровательны и все унаследовали от своей бабушки, питавшей в свое время слабость к королю Франциску I, искусство и сладострастие в любви, что и создавало им соответствующую репутацию.

Этих отнюдь не робких девушек звали: Мари – графиня де Сент-Эньян, Франсуаза – маркиза де Кевр, Изабель – маркиза де Сурди, Мадлен – маркиза де Эвро, Диана – графиня де Тюрпэн, еще раз Мадлен – аббатиса де Бомон и Анна – наследница своей сестры в этом аббатстве. Та, которая только что оказалась в объятиях великолепного капитана, была Франсуаза, вторая по старшинству и самая красивая среди сестер. Несколько выше среднего женского роста, с роскошной гривой золотистых волос, с большими голубыми глазами, длинными темными ресницами и томительным взглядом, со свежим румянцем на лице и стройной талией, не испорченной тремя беременностями.