Доллары для герцога - Барбара Картленд

Едва сдерживая слезы, Магнолия вскочила на ноги.

— В твоем изложении… все выглядит ужасно и подло! — взорвалась она. — И как после этого я… смогу полюбить мужчину, не зная, думает ли он… обо мне или… о моих деньгах?

На последних словах голос ее надломился. Отец взял Магнолию за руку и вновь усадил на софу.

Он обнял ее, и после недолгого сопротивления она опустила голову ему на плечо, как делала в детстве.

— А теперь послушай меня, — тихо проговорил он. — Никто в этой жизни не застрахован от неприятностей. — Мистер Вандевилт помолчал и, убедившись, что дочь внимательно его слушает, спросил: — Ты никогда не задумывалась, каково это — родиться горбатой или слепой? Или унаследовать какую-нибудь неизлечимую болезнь?

Магнолия пробормотала что-то, а он продолжал:

— Деньги могут приносить людям удобства и удовольствия. Но они могут и доставлять неприятности. Поэтому тебе придется привыкнуть жить с ними, точно так же, как слепые привыкают жить в темноте, развивая прочие чувства, чтобы компенсировать потерю зрения; или как глухие учатся читать по губам.

— Я хочу… я могу понять, что ты имеешь в виду, папа. Но в то же время, неужели… неужели во всем мире не найдется человека, который полюбит меня… просто за то, что я есть я?

Мистер Вандевилт улыбнулся:

— Несомненно, многие мужчины полюбят тебя просто так и рано или поздно ты сама в кого-нибудь влюбишься. Но в мире, в котором ты живешь, женщине, чтобы освободиться от ограничений, налагаемых на нее с момента рождения и до самой смерти, просто необходимо выйти замуж.

— Да, но при этом она лишь меняет… зависимость от родителей на зависимость от мужа, — возразила Магнолия.

Говоря это, она подумала, что ее мать свободна от каких-либо ограничений и что всех своих друзей, будь то мужчины или женщины, она выбирала сама, без всякого вмешательства со стороны мужа.

Затем у нее в голове пронеслась мысль, что леди на вечеринках, которые собирала ее мать, нередко обсуждали любовные истории, прогремевшие на весь Нью-Йорк.

И хотя они весьма тщательно выбирали слова в присутствии дочерей, Магнолии хватало сообразительности, чтобы уловить то, что скрывалось за неявно высказанными намеками.

Магнолия знала, что те, кого обсуждали, имели супругов, и считала их «любовную связь» позорной и неприличной.

Немало слухов ходило об увлечении принца Уэльского Лили Лонгтрей.

Она была актрисой, мгновенно завоевавшей популярность у всей Америки, и при этом совершенно непостижимым путем умудрялась оставаться светской дамой, которую принимали в лучших домах Нью-Йорка; впрочем, миссис Вандевилт никогда ее к себе не приглашала.

Вслух Магнолия спросила:

— Неужели, папа, ты всерьез убеждаешь меня подчиниться воле мамы и выйти замуж за… герцога, совершенно не зная его? Уехать в Англию? А как же мои чувства?

— Я считаю, что на его месте джентльмен должен был бы сам приехать в Нью-Йорк для встречи с тобой, — ответил отец. — Будь это в моей власти, Магнолия, я бы запретил матери везти тебя в Англию и настоял, чтобы обручение состоялось здесь, как и должно быть.

— И ты позволишь маме… так со мной поступить? — вскричала Магнолия, — Как… как же ты можешь, папа?

— Не думаю, что мои слова способны что-нибудь изменить, — искренне ответил мистер Вандевилт. — Как ни жаль, но мне представляется, что у тебя только один выход — принять предложение. Магнолия подняла голову с его плеча.

— Я не понимаю… не понимаю, почему ты так говоришь. Не понимаю…

— Тогда позволь объяснить тебе, — произнес отец, беря ее за руку. — Ты и без меня знаешь, что являешься самой богатой невестой Америки. Не только мои деньги, но и состояние твоей матери рано или поздно перейдет к тебе, и, кроме того, бабушка оставила тебе огромную сумму. К тому времени, когда ты получишь приданое, его величина достигнет астрономической цифры.

— Мне это известно, — заметила Магнолия.

— А из этого вытекает, что ты — лучшая мишень для всех охотников за приданым из Америки, Англии, Европы и, кто знает, может быть, даже из Монголии.

Магнолия не могла удержать улыбки, невольно тронувшей ее губы, а ее отец продолжал:

— При таком положении вещей весьма маловероятно, что найдется честный человек, который бескорыстно предложит тебе руку и сердце.

Магнолия бросила на отца испуганный взгляд, а тот невозмутимо добавил:

— Это горькая правда, и тебе придется с ней смириться. Настоящий мужчина никогда не согласится жениться на женщине, которая богаче его. Особенно англичанин — он предпочтет за милю обойти такую женщину, лишь бы не прослыть охотником за приданым.

— Ты имеешь в виду, — тихо произнесла Магнолия, — что… ни один из тех людей, кого ты называешь «порядочными», никогда… не сделает мне… предложения?

— Скажем так: возможность этого столь ничтожна, что ее не стоит принимать во внимание, — ответил отец. — Таким образом, ты стоишь перед выбором.

— Каким же?

— Если тебе приходится продавать себя, а это неизбежно, то не разумнее разделить стремление матери получить высшую ставку?

— Герцога! — с презрением воскликнула Магнолия.

— На самом деле, — ответил отец, — я знаю, что твоя мать рассчитывала на принца, но, учитывая, что в Европе уже не осталось достойных и свободных от брачных уз кандидатов, английский герцог — не худший вариант. Все короли, которых она раскопала, к сожалению, соглашались соединить свою кровь тоже только с королевской!

В устах отца это звучало так забавно, что Магнолия невольно расхохоталась.

— Ты все обращаешь в шутку, папа, — произнесла она, посерьезнев. — А мне совсем не до смеха.

— Я понимаю, — ответил отец, — и, как только узнал, что задумала твоя мать, навел некоторые справки о герцоге Оттербернском.

— И что же ты узнал, папа?

— То, что он совершенно неожиданно унаследовал титул, поскольку его старший брат умер. Что он сделал блестящую карьеру в армии и был в состоянии содержать себя, пока не стал герцогом Оттербернским с кучей унаследованных долгов.

— С которыми он сможет расплатиться… моими деньгами, — резко сказала Магнолия.

— Не вижу другой причины, по которой английский герцог унизится до брака с простой американкой.

— Унизится? Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, — ответил отец, — что английские аристократы считают, что делают нам одолжение, разрешая подпирать их рассыпающиеся фамильные замки и модернизировать ветхие усадьбы в обмен на то, что наши дочери получат право разгуливать в их поеденных молью мантиях.

Магнолия от всей души рассмеялась, и смех ее был весьма мелодичным. Впрочем, улыбка вскоре сошла с ее губ.