Записки невролога. Прощай, Петенька! - Алексей Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг – мрачный голос из зала:
– А сто грамм-то где?
Шок. Паника.
– Что?.. что?..
– Ну, сто грамм-то где, я спрашиваю? На чертеже вашем?
Психолог заволновался, забегал, пока его не остановили жестом и тем же голосом не разъяснили, где находятся пресловутые граммы и зачем они нужны самому психологу – чтобы не лишиться, скажем, работы, ну и еще для ряда важных дел.
Почему не производят имена от медицинских терминов? Они куда благозвучнее, чем революции с тракторами.
Интерстиций, Параметрий, Эпителий – по-моему, очень неплохо звучит, особенно в клерикальной среде.
Меконий Эпикондилит. Альвеола. Карцинома. Фистула. Писательница Рубия Сурфактант. Журналист Скротум Пиогенный, псевдоним – Варикоцеле.
Побеседовал со старым товарищем, хирургом-урологом К.
– Как дела? – спрашиваю. – Что нового говорит современная наука о стоянии фаллоса?
– Да вот не далее как намедни растащили нас с главным урологом по углам! Чуть не подрались! Я ему спинальника показываю, с анатомическим перерывом спинного мозга! При чем тут, говорю, психотерапия?
– Это ты зря. Утешить никогда не помешает.
Напомню избитую истину: поскребешь великолепие – и откроешь, что ничего не меняется.
Зашел я давеча по дельцу в одну богатую клинику. Платную. Там прижился заведующим отделением мой однокурсник.
Ну, все там блестит! Все сияет. Бахилы. Турникет. Консьержка в стеклянной клетке.
И сам мой товарищ заматерел, пополнел, седой весь, в очках дорогущих, начальственные нотки из него излетают. Короче говоря, любо-дорого посмотреть.
Привел он меня в сестринскую, где кухонный комбайн, пить чай.
Сидим так, беседуем.
И вдруг вползает нечто кубическое в халате, сестра или санитарка. Лебезит и заискивает, просит прощения за отвлекание князя на две минуты. Держит в руках белую бумажечку. Вытряхивает из нее красный клеенчатый крестик, вырезанный.
– Вот такой подойдет?
Товарищ мой переменился в лице. Он побагровел. Седина встала дыбом.
Я засмеялся.
– Кто это вырезал? – отрывисто спросил заведующий. – Фамилия? Отделение?
– Ира из приемного…
Мы переглянулись, тут согнуло и приятеля. Крестик был нужен наклеить в палату на кнопку вызова персонала, чтобы не путать ее с другими современными кнопками.
Крестик, судя по всему, вырезало существо, страдающее паркинсонизмом, дебильностью, криворукостью и зрительными галлюцинациями.
– Они не могут вырезать этот крестик два года, – сказал мой товарищ. Навис над санитаркой и затряс над ней пальцем, кивая на меня: – Сегодня же все это будет в книге! Сегодня же, клянусь!
Узнал прекрасное.
В годы моего студенчества лежали в одной психушке некто Император Советского Союза и Октябрь Брежнев. Оба были в состоянии глубокого распада личности и засели там, как мне казалось, навсегда. Может, и навсегда! Может, рассказ не о них, а о ком-то третьем, но этот третий тоже пролежал там много, очень много лет.
Но потом наступил капитализм, и эту фигуру вычистили. Опять же не уверен в личности, но очень уж похоже все-таки на Императора. У Императора, напоминаю, был золотой императорский радиоприемник, а дома лежала на знаменах голая императрица Иза. А почему? А потому что «топор, ружье, бревно».
Так вот этот тип, был ли то Император или его сосед по койке, на улице не пропал.
Он страшно разбогател: стал застройщиком.
И часто навещает любимый дурдом. Он приезжает с полными денег карманами. Битком их там. Внутри же больницы он эти деньги рвет и осыпает ими персонал.
На тему лирического акушерского боевика «Тест на беременность» скажу следующее. Методы родовспоможения в исполнении института им. Отто показаны убедительно. Но не то, не то показывают! И не так.
Был у нас один такой доцент Н. Загнали нас, студентов, в родилку; окружили мы без пяти минут мать. Толпа. Над ней колдуют. Уже и голова показалась! Доцент Н. мрачно похаживал в сторонке, за спинами всех. Иногда он косился на толпу. Вздергивал бородку. И вдруг не выдержал. Ничто не предвещало. Он ничего не видел, его никто не просил. Схватил ножницы, сорвался с места, растолкал всех, единым стригом разрезал промежность и отошел с улыбкой, премного довольный собой.
Между прочим, это был легендарный человек. Давным-давно он принял роды у женщины, которой на Садовой отрезало трамваем голову. Как Берлиозу. Я не шучу. Он мимо проходил.
Карантин по гриппу – отрадная пора для больничных гардеробщиц. И без того важнее всех докторов на свете, они, зачем-то в халатах, приобретают дополнительные черты собак из сказки «Огниво».
– А вы куда? А зачем?
Да так, проходил мимо. Почему бы, думаю, не зайти? У меня очень кстати начался насморк. Есть ли у вас бахилы? Нет? Еще и лучше! Даже совсем хорошо.
Сегодня день откровений. Наш профессор хирургии любил на кафедральных попойках швырять в потолок помидоры. Я знал об этом давно. Но только сейчас сообразил: красное! Кровь. Белое операционное поле. Врач от Бога.
Снежочек поганый валит. Сижу и думаю: до чего хорошо, что я больше не в медицине!
Загородная больничка, я слинял пораньше. Скользко, мокро и снежно. Лес, овраг, убогая речка, мостик. Магазин у железной дороги. Вокруг ни души. Берешь чекушку, залпом опрокидываешь, в поезде размягчаешься.
Через какое-то время беседа с начмедом:
– Я долго молчал… Вас часто видят с бутылкой!
– Что, на работе?
– Нет, еще не хватало. Но после!
«Еще не хватало» – это он плохо знал. «Часто видят» – кто? До сих пор мучаюсь и не понимаю. Ведь не было никого на пушечный выстрел!
Маменька вспоминала профессию.
Гинекология, операция. Все готово к наркозу. Бригада обступила стол.
Клиентка манит пальцем, шепчет:
– Доктор! А можно мне заодно брови выщипать?
Да сбудутся все мечты.
У дочкиной подруги мамаша работает в поликлинике.