Стоять в огне - Богдан Сушинский

— Приказал гауптштурмфюрер СС Штубер.

— Кто-кто?! — почти изумленно переспросил Громов. — Как вы назвали его фамилию?

— Именно так: Штубер.

— Штубер?! — но, спохватившись, тотчас же пробормотал: — Ах, да-да. Знаю, знаю такого гауптштурмфюрера. Приходилось встречаться.

Тем временем Готванюк уже оказался возле Лесича.

— Что, старик, доигрался? — злорадно усмехнулся он, заглядывая в кузов. Свой карабин Готванюк держал на плече, как дубину. Солдат, конвоировавший старика, что-то буркнул в ответ и нетерпеливо посмотрел на ефрейтора, ожидая приказаний. Этого было достаточно, чтобы Готванюк успел ударить его прикладом по голове. В тот же миг сильнейшим ударом в сонную артерию Беркут сбил с ног ефрейтора и бросился в кабину к водителю.

— Спокойно. Не двигаться! Жить хочешь?

— Да, господин… — водитель хотел оторвать руки от руля, на который прилег отдохнуть, но не смог.

Чуть запоздав, рванул дверцу и Мазовецкий.

— Присмотри за этим! — бросил ему Беркут, оставляя кабину.

Второй удар прикладом солдат, конвоировавший Лесича, получил уже лежа на земле, когда пытался подняться. К тому же Костенко штыком добил ефрейтора и вместе с Коларом тоже подбежал к машине.

— Что произошло? Зачем вас сюда привезли? — взволнованно спросил Беркут у Лесича.

— Куда же еще? Домой ведь.

— Да? Домой? За какие услуги?

Лесич недоумевающе взглянул на Беркута и молча достал из-за пазухи конверт с письмом Штубера.

— Не понял.

— Письмо. От их офицера, — кивнул на ефрейтора, еще дергавшегося в конвульсиях у подножки машины. — Для тебя писано.

— Для меня?! — Беркут повертел конверт в руках, однако вынимать письмо не стал. Для чтения у него просто не было сейчас времени. — Собрать оружие — и в машину, — приказал бойцам. — Вы, отец, тоже с нами.

— Куда с вами? Наездился. Хватит.

— В машину, — не резко, но достаточно твердо приказал Беркут. — Потом поговорим. Все немедленно в машину! Трупы с собой.

Немного потоптавшись, Лесич с тоской взглянул на свой дом, на порог которого так и не ступил, и молча повиновался.

Беркут проследил, чтобы старику помогли забраться в кузов, и сел рядом с водителем.

— Разворачивайся. И помни наш уговор: будешь умным останешься жив.

— Это правда?

Беркут искоса взглянул на него и поиграл на весу пистолетом.

— Вы ведь немец? Разве не так? — с надеждой в голосе спросил солдат. Он был еще совсем юным, вероятно из последнего призыва. Глядя на него, Громов вспомнил водителя той первой вражеской машины, которую он захватил в начале войны. Того он тоже помиловал. И никогда не жалел об этом. Интересно, как сложилась его судьба?

— Да, немец. Разворачивайся. — А когда шофер завел мотор и развернулся, добавил: — Ты что ж, подумал, что оберштурмфюрер СС может оказаться партизаном? Это ваш гауптштурмфюрер Штубер — предатель. Он освободил старика, потому что сам давно снюхался с партизанами. Я — из службы безопасности и получил приказ перехватить вашу машину, а Штубера арестовать. Ефрейтор и солдат, очевидно, тоже предатели.

— Господи, неужели они тоже?

— Это выяснит гестапо. Выезжай на шоссе и двигайся в направлении Подольска.

— Яволь, господин оберштурмфюрер. Я не знаком с господином Штубером. Меня лишь недавно прикомандировали к гарнизону крепости.

— Гарнизону крепости? Какой… крепости?

— Разве вы не знаете? Штубер и весь его отряд располагаются в Подольской крепости. Они там уже несколько недель.

— Да? Ну да, да, конечно, — понял свою ошибку Беркут. — Вижу, ты хороший солдат и лишь поэтому признаюсь тебе: я только что из Берлина. И пока еще не успел толком ознакомиться со здешней обстановкой.

Доехав по шоссе до первого проселка, он приказал водителю свернуть к лесу.

Тот испуганно взглянул на оберштурмфюрера. Успокоенность, появившаяся после обстоятельных объяснений офицера, сразу сменилась подозрением и страхом. Он еще мог как-то объяснить для себя, почему оберштурмфюрер так свободно владеет русским языком — в отряде Штубера тоже было несколько немцев, хорошо говоривших по-русски. Но этот приказ свернуть в лес…

— Не поедем же мы в город с трупами, — снова нетерпеливо объяснил Беркут. — Операция совершенно секретная. Тела придется оставить в лесу. Потом ты повезешь нас в крепость. Там мы арестуем Штубера — и в гестапо. Не исключено, что за эту операцию ты получишь отпуск.

Беркуту хотелось, чтобы водитель вел себя смирно и не мешал ему сосредоточиться. Трупы же в самом деле следовало завезти подальше в лес, присоединив к ним и труп водителя. Таков закон войны.

* * *

Проехав километра два по лесной дороге, Беркут решил остановиться у стоявшего чуть в стороне старого колодца с обвалившимся срубом. Неподалеку отсюда, на склоне балки, его группа заложила в прошлом году свой первый лагерь. Правда, пробыли они там всего месяц, так как вскоре пришлось уходить в глубь леса. Тем не менее он считал эти места чуть ли не родными. Что ни говори, из этих мест они выходили на свои первые операции и сюда же счастливо возвращались… Вот только возвращались, правда, не все.

— Сверни к колодцу, — приказал водителю.

— Яволь, господин оберштурмфюрер, — покорно ответил тот. А когда партизаны спрыгнули с машины, старался держаться поближе к нему. Сейчас он не доверял ни людям в форме полицаев, ни даже унтер-офицеру…

— Колар, отвечаешь за водителя, — приказал Беркут, отходя к срубу. — Мазовецкий, Готванюк и Костенко, похороните убитых. А мы, Клим Васильевич, — обратился к Лесичу, — пока что присядем здесь, на сруб, и прочтем послание твоего добродетеля-эсэсовца. Не так уж часто приходят к нам в лес письма. Особенно из гестапо…

— Да я хоть и не читал, а знаю, о чем там, — проговорил Лесич. — Этот шваб велел передать, что допрашивать тебя не будет, пытать — тоже, просто хочет поговорить. Обещает, что в день переговоров тебя никто не тронет.

— Благородный человек, — иронически ухмыльнулся Беркут, вынимая из кармана письмо.

— Не знаю, какой он там в благородстве своем, но что хитрее всех тех офицеров, которые допрашивали до него, — это ясно. Хитрее, стервец, это я сразу почувствовал.

Послание гауптштурмфюрера Вилли Штубера поразило Андрея. Командир отряда специального назначения «Рыцари Черного леса» (и не побоялся же написать, что такой отряд существует!) приглашает его, Беркута, а также его ординарца в течение ближайших десяти дней посетить крепость для дружеской беседы за рюмкой коньяку! Всего-навсего! Словно бы не было ни войны, ни оккупации, ни партизан. Неприкосновенность личности ему гарантируют словом чести офицера СС. А прибыть господин Беркут «может в любое время. Даже ночью. Часовые будут предупреждены. Паролем будут служить слова: “Я — Беркут”. Пропуском — настоящее письмо».