За гранью дозволенного - Митч Каллин

Внутри кабинок в пассажах и кабинок в туалетах мужчины могли мельком увидеть реальность, которую не могли найти где-либо ещё: покладистых партнёров и пассивных незнакомцев, вкус чужой, анонимной кожи, индивидуальность, которую вытесняли оргазмы. Там не было личностей — среди мужчин, которые выслеживали своих партнёров в пассажах для взрослых или в общественных туалетах, никакого утверждения индивидуальности, намёка на личную историю не было. Те, кто отдавался своему безрассудству — гомосексуалисты, одинокие мужчины, — иногда надеялись, что они изменятся, найдут настоящую любовь, остепенятся и наконец научатся сопротивляться влечению, которое ведёт их в тёмные уголки города. Другие ничего такого не думали, в большей или меньшей степени удовлетворялись обслуживающими их незнакомцами и принимали их услуги.

У него не было никакого сходства с этими персонажами, он даже не считал свои предыдущие желания чем-то по-настоящему гомосексуальным, хотя и не верил в гомосексуальность как в биологическую ошибку или в греховное дело. Для него влечение к своему полу было просто стилем жизни, противоречащим его пониманию самого себя. Конечно, он наслаждался сексом с этими разнообразными мужчинами, большинство из которых, вероятно, были гомиками, но его привязанность приберегалась для женщин (в частности, для его жены Джулии, по которой он сейчас скучал больше, чем когда-либо).

Так что произошедшее отделение от семьи было неполным. «Я люблю Джулию, я никогда бы не смог полюбить мужчину так, как люблю её. Секс и любовь, — рассуждал он, — это две разные вещи — всегда есть отличие в том, чтобы любить другого мужчину и получать наслаждение от ласки его губ». Он отказывался смотреть на это как-то иначе.

Более того, мужские формы редко его возбуждали, по его мнению, пенис никогда не мог быть таким приятным, как грудь и вагина, складки и изгибы женского тела. Оставаясь один в кабинке, он обычно выбирал на видео мужчину и женщину, занимавшихся сексом, — может быть, далее двух женщин, временами двух мужчин и женщину.

Разделяя кабинку с кем-нибудь ещё, выбирал явных геев ради их выгоды, и никогда ради своей; это была вежливость, на которую он едва ли скупился — если человек, отсасывающий ему, испытывал необходимое возбуждение, в таком случае и он испытывал необходимое возбуждение. Будучи настолько любезен, насколько это было возможно, мужчина в конце концов хотел, чтобы тот, кто обслуживал его, думал, что его нужды тоже важны — даже если это означало выбор видео, на котором двое мужчин трахались у плавательного бассейна.

— Гомосексуалисты — такие же люди, как вы и я, — однажды сообщил он ученику, который пожаловался на то, что поэзия Уитмена кажется ему нудной. — У них красная кровь, их слёзы — точно такие, как у тебя.

— Да, но почему мы должны слушать о них? Я хочу сказать, то, что парень делает с другим парнем, — это его личное дело, но пусть держит это при себе, потому что это словно грязь.

— Я думаю, ты не совсем понимаешь.

«Они никогда этого не поймут, — думал он сейчас. — Любовь — это любовь, секс — это секс, — конечный результат этого — вот что важно: как мы проявляем нашу любовь, как мы отдаём себя в сексе». Этой простой мысли неизменно, каждодневно не могли понять — в школах, в кабинетах, в особенности в церкви.

— Что тут понимать? Мистер Коннор, Бог создал Адама и Еву — а не Адама и Стива.

Адам и Ева, а не Адам, и Стив: мужчина вспоминает, как он впервые услышал эту бородатую шутку шесть лет назад, произнесённую украдкой кем-то из мужей на парковке «Баптистского оазиса пустыни». Он шёл за этой группой, держась на приличном расстоянии, пока их жёны продолжали в церкви изучать Библию, как обычно по вечерам в среду. Это были занятия для семейных пар (мужчины взяли короткий тайм-аут, чтобы выпить кофе и поддержать мужское братство). Но мужское братство было, как вскоре понял мужчина, доступно только для избранных. Белые христиане, рождённые в определённой вере: просто стоять среди них означало, что ты их единомышленник — никакого либерализма, никаких забот о благосостоянии, никакой симпатии к гомосексуалистам или нелегальным иммигрантам.

Мужчины-христиане качали головой, когда кто-либо упоминал о Национальном дне поддержки сексуальных меньшинств, хмурились, когда говорили о марше миллиона матерей в Вашингтоне. Потом они смеялись, мужское братство обменивалось шутками — это не были Адам и Стив — и многословно обсуждало грязных гомиков, прихлёбывая из пластиковых стаканчиков.

«Дюжина так называемых христиан, — думал мужчина. — Не похожие на Христа престарелые мальчишки, мужья с их высокомерными жёнами».

Даже Джулия, которая обычно боялась гомосексуалистов, была обеспокоена, когда он упомянул разговоры на парковке:

— Это нехорошо, то, что говорят эти ребята — да ещё в церкви. Разве не предполагается, что мы прощаем грешников, но ненавидим грех, верно? Вот так-то.

Это было до того, как она начала набирать вес и неприятности с раздавшимся телом помешали ей приезжать на собрания в среду, до того, как её сильные члены стали дряблыми, а её когда-то удлинённое лицо пухлым и обрюзгшим. Никогда этого не выражая, он был страшно рад, что она больше не считает удобным ездить туда, он чувствовал облегчение при мысли о свободе от общения с этими лицемерами.

— Фарисейские дураки. Он воображал, как обзывает их, сожалел о том, что прихлёбывал свой кофе и помалкивал, слушая, как эти болваны рассуждают о бесконечной Христовой любви и всепрощении.

Или, может быть, он мог изменить ход их мыслей, может быть, мог привести интеллигентные доводы и мысли, касающиеся гомосексуалистов (мысли, о которых его жена не подозревала): потому что он обожал геев; они зачастую были творческими и приятными людьми, они едва ли приводили несчастных детей в этот изменчивый и перенаселённый мир, они были аккуратными, опрятными, у них были отличные головы. Будучи учителем, он знал некоторых учеников, явных геев (может быть, они сами в этом были ещё не уверены, может быть, они боролись с этим), большинство были прилежными, утончёнными и скромными. Он воображал, что они символизируют сложность любви, представляют собой пример того, сколь неисповедимы пути Господни.

Однако он помнил, что Джулия категорично объясняла: мужчины-геи совращают мальчишек, втягивают их в свой круг.

— Они постоянно делают это, — говорила она. — Вот почему сейчас их так много.

Споры на эту тему были бессмысленны. Она слышала отвратительные подробности того, что случилось, когда ему было пятнадцать; в душе, в муниципальном бассейне, рядом мылся незнакомец, мужчина среднего возраста, он намылил свой член и начал мастурбировать.

— Бедняжка, — сказала жена после того, как он рассказал ей эту историю. — Как ужасно. Он мог бы изнасиловать тебя, или хуже того. Ты донёс о нём, получил какую-либо помощь?

— Нет, я был слишком шокирован, никого поблизости не было, только я и он. Я не мог в это поверить — так что вышел из душа и пошёл домой. Не думаю, что это было серьёзное дело, просто странно. Ты — единственный человек, которому я когда-либо рассказывал об этом.