Я - его алиби - Галина Владимировна Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закрыв рот рукой, я еле сдержалась, чтобы не заорать.
За столом сидел молодой человек и что-то сосредоточенно писал. Еще двое, в штатском, тщательно осматривали комнату, потихоньку о чем-то переговариваясь.
— Будем Палыча ждать? — спросил один из них.
Сидящий на минуту оторвался от своего занятия, вопросительно поднял бровь и после недолгих раздумий заключил:
— Поверхностный осмотр можно, конечно, произвести…
— А внутрь никто и не собирался… — недовольно буркнул говоривший и осторожно перевернул труп молодой женщины.
Тут я не выдержала и громко ахнула… И было от чего!
Вся грудь Валентины была в ожогах, а лицо изуродовано до неузнаваемости. От былой красоты не осталось и следа.
— Что с людьми делает смерть!.. — невольно прошептала я бескровными губами.
— Тем более такая!.. — качнул головой один из оперативников, услышав мой возглас. — Помучили ее основательно.
В памяти всплыли стоны, которые я по тупости своей отнесла к звукам иного происхождения.
«А ведь она была еще жива в тот момент!» — полыхнуло холодом по мозгам, и в голове моей все поплыло.
Александр вовремя подхватил меня. Заботливо усадив на стул, ринулся на кухню и вскоре вернулся со стаканом, наполненным водой.
— Кто разрешил?! — взревел следователь, оторвавшись от бумаг. — Я же сказал — ничего здесь не трогать!
— Извините! — забормотал перепуганный Александр, вкладывая стакан в мои похолодевшие пальцы. — Ей нехорошо.
— Выйдите пока на лестницу, раз вам нехорошо, — пробурчал тот недовольно.
Заботливый сосед поднял меня со стула, приобнял за талию и вывел на лестничную клетку.
Вскоре подъехали другие оперативники, и на нас совсем перестали обращать внимания. Вспомнили лишь, когда понадобились наши подписи под протоколом.
Труп упаковали в черный пластиковый мешок, с визгом застегнув «молнию», опечатали входную дверь, следователь переписал наши адресные данные и отбыл, взяв обещание явиться в отделение по первому вызову.
— Ну и дела! — Александр покрутил головой и нажал кнопку звонка моей квартиры. — Судя по всему, вы потрясены?
— А как вы думали? — вздохнула я и, переступая порог, закричала: — Девчонки, Вальку убили!..
С минуту они таращились на меня, будто увидели перед собой нечто невообразимое. Наконец Ксюша, первой обретя дар речи, шумно выдохнула:
— Дела!.. Это что же такое творится?! Вот так, запросто убить человека!
— И всего в каких-то считанных метрах от нашей разлюбезной подруги, — уточнила Милочка, полосонув по мне осуждающим взглядом. — Сколько раз говорили тебе — смени район! А ей, видите ли, все некогда!
— Подожди ты, Милка! — оборвала ее на полуслове Ксюша, подхватывая меня под руку и увлекая на кухню. — Давай мы тебя кофе напоим. Вы, Александр, тоже проходите.
Они проводили нас на кухню и принялись отпаивать кофе, который Милка великолепно варила.
Все это время Александр сидел как на именинах. Казалось, происшедшее за стеной его совершенно не волновало. Он устроился под моей любимой пальмой и заливался соловьем, вспоминая давние благословенные времена, когда была жива бабушка и он сиживал на этом же месте. Я пару раз добросовестно пыталась вернуть разговор в нужное мне русло, но никто не поддержал. Более того, мне показалось, что подруги старательно уходят от этой темы. Мои многозначительные покашливания тоже остались без внимания, и мне ничего не оставалось делать, как насупиться и начать расчерчивать острым коготком синтетическую скатерть на столе.
Очевидно, эти манипуляции все же наконец возымели действие, потому что Милочка склонилась надо мной, чмокнула в макушку и елейным голоском пропела:
— Лерусик, а не собрать ли тебе вещички?
— Зачем это?! — От того, как я резво подскочила, стул с грохотом опрокинулся и заставил всех присутствующих замереть на месте.
— Поживешь пока у меня, — сказала она после паузы, повисшей над столом.
— Зачем это?
— Нет, вы посмотрите на нее! — всплеснула подруга руками. — У нее под носом в течение нескольких часов истязают молодую женщину, потом убивают, а ей хоть бы что! Да я бы на твоем месте…
— Ты бы много чего на моем месте! — резко оборвала я Людмилу. — Никуда я отсюда не поеду! Здесь мой дом. А если кому захочется — так убить меня могут везде…
В справедливости последнего замечания я убедилась на следующий же день, прогуливаясь по магазинам.
Стояла прекрасная летняя пора. Вернее, для меня она была прекрасной, потому что я терпеть не могу яркого солнца. А денек выдался пасмурным, совершенно безветренным и, я надеялась, спокойным.
Но надеждам моим не суждено было оправдаться, потому что на выходе из центрального универсама я неожиданно споткнулась и растянулась на асфальте, больно ударившись коленками и разбросав по тротуару купленные продукты.
Зареветь было стыдно. Не зареветь — невозможно. Поэтому, скрючившись, я тихонько поскуливала и потирала ушибленные коленки.
— Не помочь?
Я подняла голову и увидела группу подростков, ухмыляющихся и глазеющих на мои разбитые ноги.
— Нет, — буркнула я, поправляя задравшееся платье.
Они с минуту постояли, позубоскалили и ушли, оставив меня в одиночестве. И в тот самый момент, когда я совсем уже собралась поднять свое ноющее после падения тело, что-то громко вдруг хряснуло, и на голову мне посыпались осколки стекла.
Я громко завизжала и куда-то поползла, прикрывшись руками.
Где-то визжали тормоза, кто-то истошно орал о том, что стреляют, а я все продолжала и продолжала ползти, не переставая исторгать дикие вопли. Наконец силы мои иссякли, я затихла и привалилась к стене какого-то дома. Невидящими глазами глядя перед собой, я тряслась всем телом и все никак не могла уяснить, что же произошло.
— Девушка, с вами все в порядке? — склонилась надо мной пожилая женщина с авоськой, из которой торчали сочные перья лука. — Вы вся в крови.
Я опустила глаза на коленки и едва не зарыдала от жалости к себе. Кровь струйками сбегала по разбитым ногам, образовывая в туфлях небольшие лужицы.
— Может, вам «Скорую» вызвать? — забеспокоилась женщина, увидев мой задрожавший подбородок.
— Нет, не надо, — еле слышно прохрипела я. — Если вам нетрудно… Мне нужен кусочек бинта или пластыря.
— Посидите здесь! — Оживившись сразу, женщина торопливой походкой скрылась в одном из подъездов дома.
Я терпеливо сидела, вытянув израненные конечности, и старалась не обращать внимания на любопытных прохожих. Оцепенение, сковавшее по рукам и ногам мое тело, мешало сосредоточиться на происшедшем. Отупевшим взглядом я следила за подъездной дверью. Минут через пять она широко распахнулась, и из нее быстрой походкой вышла та самая сердобольная женщина, прижимая к себе пластиковую бутылку с водой и нераспечатанную упаковку стерильного бинта.