Охота на Чупакабру - Татьяна Рябинина

К тому же мандариновая настойка, их фишечка, обладала таким специфическим вкусом, что пить ее можно было только залпом, одним глотком.

После этого мы отправились в Union на Литейном, больше напоминавший старый добрый ночник. Формально это был самый обычный бар, но с вместительным танцполом, а по выходным в нем проводили тематические вечеринки и акустические концерты. Вот там за мягким грейпфрутовым «Копенгагеном» можно было уже и поговорить.

Когда мы шли туда, я жалела об одном: что Чупакабра не приехал на пару недель позже. Белые ночи с их магией и мистикой – мощный удар по психике понаехавших. Я сама хоть родилась и не в Питере, но иммунитет к ним получила еще дома, в Вологде. Где, кстати, не была уже четырнадцать лет. И не собиралась.

- Ты питерская? – спросил Вадим, пригубив бледно-желтого пойла.

Надо было отдать ему должное: после сидра и «Геннадия» Чупакабра мгновенно сориентировался и заказывал то же, что и я, выбив тем самым у меня из рук орудие убойного калибра. Учитывая разницу в весе, он мог продержаться дольше, но за мной осталось преимущество опытного хоппера, крепко усвоившего главные заповеди: не закусывать, не пить кофе и газировку, зато побольше воды, перед забегом плотно поесть, например, каши с мясом или с маслом, и закинуться десятком таблеток активированного угля.

- Нет. Из Вологды. Но в Питере живу с десяти лет.

- А выговор не северный.

- Отчим отсюда. К тому же в Вологде и по области после войны осталось много эвакуированных из Питера, поэтому там не так сильно окают. А ты? Коренной москвич?

- Ну как сказать? Родился в Москве. Отец тоже. А дед из Саратова. Мать из Липецка. Знаешь, Ян, - он вдруг посмотрел в упор, чуть сдвинув брови, - у меня такое чувство, что мы уже где-то встречались.

Желудок сжало спазмом. Вот это сейчас было точно ни к чему.

- Хотя, скорее, ты просто напоминаешь одну девушку.

- Чем? – осторожно уточнила я. – Похожа на нее?

- Не знаю. Вряд ли внешне. Я даже не помню, как она выглядела. Только то, что рыжая, с длинными волосами. Давно это было. Четырнадцать лет назад.

- И что… было? – я чуть не спросила: «Ты с ней переспал?», но получился бы переборчик.

- В том-то и дело, что ничего. Это было на Универсиаде в Австрии. Мы праздновали окончание. Я увел ее к себе, она сказала, что у нее еще никого не было, и я ее выгнал. Довольно грубо. И можешь представить, до сих пор уверен, что поступил правильно, но когда вспоминаю, чувствую себя свиньей.

Вот тут растерялась уже я. Потому что это было совсем не то, чего ожидала. Да, он действительно развернулся, подставил мягкое пузо, но желание разодрать его когтями вдруг исчезло. Я совершила логическую ошибку, думая, что раз он не узнал меня, значит, не помнит и сам эпизод. Оказалось, не просто помнит, но еще и считает себя виноватым. Правым – но все равно виноватым.

Промелькнуло, исчезая: а может, это просто хитрый ход? Может, на самом деле узнал сразу? Но какой тогда смысл притворяться? Да и не притворялся он – я бы поняла.

- И часто вспоминаешь? – я допила коктейль и поставила стопку на стол.

- Да нет, не очень. Только когда вижу рыжих женщин.

- Вот как? Выходит, рыжие – это триггер?

- Может быть. Если честно, никогда никому об этом не рассказывал.

- Да? – голос дрогнул, но я постаралась взять себя в руки. – А почему сейчас рассказал?

- Понятия не имею. Ну что, идем дальше?

Наверно, оптимальным вариантом было бы сказать: извини, Вадим, что-то мне нехорошо, лучше пойти домой. Но это было бы сродни поражению. Победа… я вдруг как-то засомневалась, что она мне нужна.

Хорошо, пусть будет боевая ничья. Я твоей слабостью не воспользуюсь, но и к себе в душу не пущу. Обойдешься.

- Да, идем...

Вадим

Я сам от себя этого не ожидал. Вот так сидел, пил мерзкую липкую шнягу, исподтишка разглядывал веснушки, струйкой стекающие в ложбинку ее груди под вырезом блузки. Представлял, как приведу ее к себе в номер, расстегну пуговицы и посмотрю, где заканчивается этот ручеек. А потом что-то произошло.

Мы разговаривали о какой-то ерунде, кто откуда, на секунду Яна задумалась и стала совсем другой. Словно приоткрылось окошко, и из него выглянула настоящая – не та, какой хотела казаться. Выглянула и сразу спряталась обратно. Но этой секунды хватило, чтобы меня потянуло к ней.

Совсем не так, как минуту назад, когда представлял, что раздену ее. То есть и это тоже, но добавилось кое-что еще.

Что же в ней, черт ее раздери, такого? Почему сначала пробило на забытый охотничий азарт, а сейчас на то, чего так старательно избегал все эти годы? И как это связано с тем давнишним неловким эпизодом?

Нет, я вовсе не вспоминал о нем постоянно на протяжении стольких лет, мучаясь стыдом и раскаянием. Да ничего подобного. Всплывало иногда – морщился, встряхивал головой, отгоняя, и забывал. До следующей рыжей. Причем далеко не каждая заставляла вспомнить. Возможно, где-то очень глубоко, под памятью, образ той все же остался.

А ведь кое-что я все-таки помнил. Нет, не картинкой, а ощущением, что ли. С каким восторгом и обожанием смотрела на меня та девчонка. Но тогда мне это было не нужно. Ни ее чувства, ни она сама. А потом дорого отдал бы за то, чтобы хоть раз так взглянула Динка. Не дождался. И убедил себя: мне это ни к чему. Все эти страсти-мордасти – такая глупость. Достаточно того, что мы с ней вместе.

Яна сегодня смотрела на меня по-разному: сердито, раздраженно, равнодушно, с профессиональным псевдоинтересом. Но захотелось внезапно, чтобы посмотрела с интересом настоящим, неподдельным. И желание это было таким острым, словно иглой укололо.

И вдруг я ей рассказал о том случае. Зачем? Видимо, это питерско-хипстерское разноцветное пойло все-таки вмазало по мозгам и расслабило мышцы языка.

Она действительно посмотрела… с интересом. Только каким-то странным. Этот ее взгляд был похож на иероглиф, который я не смог прочитать.

А потом мы вышли на улицу, и я сделал еще одну глупую вещь, после чего все стало совсем трын-трава. Взял ее за руку, как подросток. Яна усмехнулась, но возражать не стала. Так мы и шли целых пять минут до следующего бара под названием «Терминал».

Кому