Неизбежное зло - Абир Мукерджи

вы сейчас. – Я указал на усыпанный бриллиантами чокер на ее шее.

– Виски вполне подойдет. – Она обернулась к Сандешу: – Ек чота пег[17].

– И один для меня, Сандеш, – добавил я. – Но для меня сделай бурра[18]. А тебе, Несокрушим?

– Пожалуй, нет, – ответил он, все еще околачиваясь возле двери.

Сандеш кивнул и направился к шкафчику с напитками.

– Тихий вечер вдвоем? – поинтересовалась Энни, обмахиваясь газетой, которую прихватила с кофейного столика.

– Так точно, мисс Грант, – подтвердил я. – Матушка Несокрушима хотела устроить ему сегодня свидание с какой-то барышней, но наш мальчик не расположен пока остепеняться. И он ответил родным, что никак не может, потому что я заставляю его день и ночь работать над новым делом.

Несокрушим криво усмехнулся.

– В итоге мы сидим тихо как мышки.

– Представляешь, что с тобой сделает матушка, услышав, что ты называешь ее сына Несокрушим? – фыркнула она. – Бога ради, Сэм. Ты мог хотя бы попытаться произнести это правильно.

Мы с Несокрушимом переглянулись.

– Ну, если ему не нравится это имя, думаю, я всегда смогу называть его Банти.

– Как? – озадаченно переспросила Энни.

Сержант покраснел.

– Несокрушим звучит нормально, – торопливо проговорил он.

Сандеш принес выпивку и тихо удалился, по пути нажав на кнопку выключателя, который привел в действие вентилятор на потолке.

– Итак, мисс Грант, – сказал я, – как видите, мы с Банти очень заняты. Можем мы быть вам чем-нибудь полезны или вы просто заскочили насладиться искрометной беседой?

Она сделала глоток виски, на этот раз заметно более щедрый:

– Вообще-то я зашла попросить тебя прекратить вмешиваться в мои дела.

Я изобразил на лице невинность, достойную лика святого Франциска Ассизского.

– Боюсь, вам придется объясниться, мисс Грант, поскольку я понятия не имею, что вы имеете в виду.

Не похоже, что я ее убедил.

– То есть ты не говорил обо мне с мистером Пилом?

– С кем?

– С Чарльзом Пилом, стряпчим.

– Это имя мне ни о чем не говорит, – пожал я плечами.

– А вот он, похоже, знает тебя, Сэм.

– Старикан с большим носом? – уточнил я, как будто меня только что осенило. – Вот сейчас, когда ты сказала, я припоминаю, что, кажется, встречался с ним однажды в Калькутта-клубе. Приятный парень, да, – если такие в твоем вкусе.

– Он сказал, ты наплел ему всяких небылиц про меня. И вроде бы не однажды прозвучала фраза «подозрение в соучастии в убийстве».

Я озадаченно надул щеки, почесал в затылке:

– Возмутительное обвинение. Я и болтал-то с ним минут пять всего.

– Но за это время умудрился замарать мою репутацию? Как вообще всплыло мое имя?

– Он сказал, что знаком с тобой.

– Да неужели? – Она скрестила руки на груди. – Он сказал, тебе было известно, что он несколько раз приглашал меня пообедать. Ты что, шпионишь за мной, Сэм?

– Конечно, нет, – возмутился я. – Думаю, это мне Несокрушим рассказал. Он знает обо всем, что происходит в Калькутте.

Чистая ложь. Несокрушим понятия не имел о том, что творится в борделе по соседству, не говоря уже об остальном городе. Правда состояла в том, что у меня повсюду есть платные осведомители, от рикша-валл до хозяев лавок. И привратник в «Грейт Истерн отель» как раз один из них.

– С вашего позволения, мэм, – пробормотал Несокрушим. – Мне действительно надо идти.

И исчез с неуместной, почти предательской поспешностью.

– Итак, старина Чарли Пил запал на тебя, да?

– Не понимаю, с какой стати это должно вас интересовать, капитан Уиндем, – парировала она.

– И не интересует, – согласился я. – Но если хочешь знать мое мнение, он же лет на пятнадцать старше тебя. Сколько ему, сорок?

Кажется, я заметил тень улыбки на ее лице.

– Он сказал, что тридцать пять.

Чарли Пил даже больший лжец, чем я.

– И ты ему поверила? Могу попросить Несокрушима проверить, если хочешь.

– В этом нет необходимости, Сэм, – сказала она, потягивая виски.

Пора перехватить инициативу.

– Но зачем ты ходишь на свидания с таким занудой? Я видал трупы, которые были живей, чем он. Поговорил с ним жалких пять минут и прямо физически почувствовал, как старею. Продолжай встречаться с ним – и сама не заметишь, как превратишься в шестидесятилетнюю старуху.

– То есть ты оказал мне услугу, запятнав мою репутацию, так?

– Я же сказал, ничего такого я не делал… Но если хочешь…

Она помолчала, затем приподняла свой стакан:

– Не хочешь предложить мне еще?

Я направился к шкафу.

– Есть еще одна причина моего появления, – сказала она, пока я наполнял стакан.

– И в чем она? – спросил я, не оборачиваясь.

– Ади Сай.

Я повернулся, изо всех сил изображая невозмутимость.

– Что тебе о нем известно?

– Я слышала, его застрелили сегодня. И что ты был рядом, когда это случилось.

– Откуда ты знаешь? – Я вручил ей виски.

– Да брось, Сэм. Ты думаешь, только Несокрушим в курсе того, что творится в городе? У меня есть связи в редакции «Стейтсмен». В завтрашнем номере напечатают портрет убийцы.

– Так ты пришла убедиться, что я не пострадал? Я тронут.

– Нет, – отрезала она. – Я пришла узнать, что произошло. Ади был моим другом. Мы познакомились в прошлом году. С тех пор я несколько раз встречалась с ним и членами его семьи.

Принц был, возможно, другом Энни – это вовсе не то, что мне хотелось услышать.

– Ты ведь знаешь, я не могу тебе ничего рассказать.

– Можешь хотя бы сказать, когда будут похороны.

– Зачем?

– Потому что я хочу присутствовать.

Я покачал головой.

– Похороны будут не в Калькутте. Знаю лишь, что тело должны вернуть в Самбалпур как можно скорее.

Она не стала задерживаться. Допила свой виски и ушла, чмокнув меня в щеку на прощанье. Я закрыл за ней дверь и медленно выдохнул.

Пять

Ночью я ворочался без сна, меня лихорадило.

В голове все плыло в мутном тумане. Глаза слезились, из носа текло, но хуже всего постоянная пульсация в висках, нескончаемая барабанная дробь боли.

Сторонний наблюдатель решил бы, что я слег с простудой, но посвященный сразу догадался бы, в чем дело. Это были первые симптомы опиумной абстиненции.

Следует уточнить: у меня нет зависимости, попросту говоря, я не опиумный наркоман. В самом этом слове слышно злобное осуждение, и я никогда не примерял его на себя. Я употребляю в сугубо медицинских целях.

Говорят, к опиуму, если соблюдать умеренность, трудно привыкнуть. Именно по этой причине я после войны остановил свой выбор на нем. И когда у меня впервые случилась ломка, я был потрясен. Справедливости ради, примерно за неделю симптомы утихли, голова прояснилась, и я смог вернуться к нормальной жизни. По этой причине, несмотря на неприятные последствия,