Неизбежное зло - Абир Мукерджи

алмирах закрыт, кровать застелена. Если бы не обгоревшая бумага в мусорном ведре и дверь, напоминавшая теперь швейцарский сыр, вы с трудом догадались бы, что здесь вообще кто-то жил.

Несокрушим раскрыл алмирах. В углу валялся маленький шафранового цвета узелок, привязанный к длинной бамбуковой палке. Несокрушим перенес его на узкую кровать. Развязав узел, расправил ткань и разложил содержимое.

Пара белья, рубаха, немножко бетеля, маленький шарик чего-то похожего на сырой опиум и тоненький буклет, напечатанный на каком-то восточном языке. Парень явно предпочитал путешествовать налегке. Я бегло пролистал брошюру, прежде чем передать ее Несокрушиму.

– Что думаешь об этом?

Несокрушим очень внимательно изучал текст, а я воспользовался моментом и незаметно прикарманил опиум.

– Я, если честно, не специалист, – сказал он наконец, – но смахивает на санскрит. Может, это какой-то религиозный трактат.

– Неужели? – фыркнул я. – Ты же брамин. И не можешь прочесть?

– Я не очень хороший индуист, – парировал он. – Потому и пошел служить в полицию.

Я поднял обгоревшее ведро, водрузил его на стол. Одним пальцем пошевелил то, что прежде, вероятно, было стопкой бумажных листов. Сейчас осталась лишь кучка пепла.

– Что бы он ни жег, он сделал это тщательно, – размышлял я вслух. – И уничтожил практически все.

– Может, и не все… – возразил Несокрушим.

Встав на четвереньки, он забрался под стол. Вытащил что-то и положил передо мной. Обрывок бумаги, похоже на оторванный край газеты. Он мог валяться там давным-давно, а мог, что более вероятно, упасть на пол, когда убийца швырял улики в ведро. Я внимательно осмотрел находку. Сторона с напечатанным на ней восточным текстом измазана чем-то жирным. Шрифт не такой, как в брошюре, и хотя я не слишком силен в индийских языках, это был точно не бенгали – нет характерных острых углов и прямых линий. И не хинди. Знаки более округлые, с завитушками и загогулинами. Я перевернул листок: такие же странные символы, как будто надпись над картинкой. Трудно сказать определенно, это ведь только обрывок, оторванный уголок целого газетного листа. Однако среди непонятных значков чужого языка я нашел то, что сумел разобрать, – английские буквы «НГЕР 99К». Никакого смысла. Остальное было оборвано и, вероятно, поглощено пламенем.

– Может, с этим сумеете разобраться, достопочтенный? – передал я обрывок Несокрушиму.

Он покачал головой:

– Похоже на какой-то южноиндийский язык, сэр.

– А на обороте?

– Что-то напоминает. Но не могу вспомнить, что именно.

– Очень полезные сведения, сержант, – вздохнул я. – А что насчет жирного пятна?

Брови сосредоточенно нахмурились.

– Мазут?

– Понюхай.

Он поднес бумажку к носу.

– Какая-то смазка. Пахнет как та, которой мы смазываем револьверы. Оружие у вас, сэр?

Я протянул ему револьвер. Он открыл патронник, потянул носом, кивнул.

– Возможно, револьвер протирали этой бумагой.

– Не протирали, – возразил я. – Заворачивали.

– Что?

– Думаю, оружие было завернуто в газету, от которой оторван этот клочок.

– Зачем монаху заворачивать оружие в газету? – удивился Несокрушим. – Чтобы не запачкать одежду?

– Голова и тело этого парня были измазаны пеплом. Он не производил впечатление человека, помешанного на чистоте подштанников.

Но возражение Несокрушима было справедливо. Зачем заворачивать револьвер в газету? И почему убийца задержался в городе после выполнения своей миссии? Хорошие вопросы. И у меня нет на них ответа.

Из коридора донеслись стоны и завывания, а мгновением позже в дверях возникла облаченная в сари фигура миссис Миттер.

– Великий Рама! – возопила она. – Вы только посмотрите на этот ужас! Кто заплатит мне за ремонт?

– Вы же получили вознаграждение, – дерзнул намекнуть Несокрушим.

– Вы с ума сошли? Да тут ущерба больше чем на двести рупий. Гляньте на дверь… А мебель! И с чего это вы жгли костер в моем ведре?

– Это дело рук вашего постояльца, – сказал я.

– А где же он сам?

– Можно сказать, съехал пораньше.

– Кто-то должен заплатить за все это, – решительно заявила хозяйка, обводя рукой место побоища.

– Вот что я вам скажу, миссис Миттер, – примирительно проговорил я. – Давайте так: вы помогаете нам опознать этого человека, а я попробую устроить, чтобы ваши требования компенсации были удовлетворены.

– Вы хотите знать его имя?

– Для начала.

– Оно записано в книге регистраций. Он записался, когда заселялся. Сейчас принесу. – Еще раз напоследок окинув отчаянным взглядом комнату, она спустилась в лобби.

Я вышел на балкон, закурил. Внизу двое полицейских санитаров переносили в карету «скорой помощи» тело убийцы, накрытое белой простыней. Несокрушим встал рядом со мной.

– Я хочу, чтобы установили личность этого человека, – сказал я. – Имя, которое записано в книге регистраций, наверняка фальшивое. Но все же проверь.

– Есть, сэр.

– И отправь криминалистов в морг, снять его отпечатки.

Если верить Несокрушиму, именно в Калькутте родилась современная наука исследования отпечатков пальцев. Он утверждал, что совершили это открытие два бенгальца – один индуист, второй мусульманин. Разумеется, изобретенная ими система классификации носила имя их начальника Эдварда Генри. Босс сделал карьеру, получив рыцарский титул и место комиссара Скотланд-Ярда. А что стало с его подчиненными, мне было неизвестно.

Миссис Миттер вернулась с громадным тяжеленным гроссбухом. Нацепив очки, принялась листать страницы.

– Ха, еи-тхо[25], – вскинула она взгляд. – Вот. – И передала мне книгу, указывая пальцем нацарапанное чернилами имя. Бала Бхадра.

– Это бенгальское имя? – спросил я.

Она в ответ насмешливо фыркнула:

– А спросите у своего приятеля.

Я повернулся к Несокрушиму.

Он покачал головой.

– Балабхадра – брат Божественного Джаганната.

Семь

– То есть вы позволили ему застрелиться?

Час спустя мы вновь были в кабинете лорда Таггерта. И все усилия по выслеживанию убийцы нисколько не реабилитировали нас в глазах комиссара.

– Довольно трудно было остановить его, сэр, – ответил я, – учитывая, что у него в руках был заряженный револьвер.

На самом деле я был рад, что он выстрелил в себя, а не в меня.

– Вы уверены, что это тот самый человек, который убил наследного принца?

– Да, сэр. Его оружие проверяют сейчас. В течение двадцати четырех часов мы точно будем знать, из этого ли револьвера произведен роковой выстрел.

Комиссар помолчал, обдумывая мои слова.

– И нет никаких оснований предполагать более широкий политический контекст?

– Мы не имеем возможности узнать, было ли это нападение разгневанного фанатика-одиночки или начало чего-либо более серьезного, сэр.

Таггерт снял очки, устало потер переносицу.

– Есть идеи, джентльмены?

Я ждал этого вопроса, что никак не помогало найти ответ. Идеи у меня имелись, но не более чем предположения, допущения и смутные догадки – и ничего сколько-нибудь убедительного. В то время как лорд Таггерт желал слышать ответы, и моя работа состояла в том, чтобы их предоставить.

– У нас есть несколько предположений, сэр, но ничего конкретного.

– Ну рассказывайте.

– Во-первых,