Канарейка для Ястреба - Анна Гур

В первые дни обучения мы перезнакомилась со всеми счастливчиками, которые так же выиграли гранты, но среди них были в основном ребята по старше.

Так одаренные спортсмены сразу же влились в круг избранных, став представителями футбольной и баскетбольной команды школы. Сразу после этого они перестали нас замечать.

Фактически мы с Луизой были самыми младшими среди победителей и для оставшихся счастливчиков не представляли особого интереса.

Мы сдружились и стали держаться друг за дружку. Чужая среда стала для нас враждебной, а мы остались не у дел. Вскоре стали чувствовать нападки со стороны некоторых учащихся, которые не могли свыкнуться с присутствием детей НЕ своего круга.

От обиды я часто тихо плакала в подушку. Тосковала по дому, по матери и Эйрин.

Однако, все переживания ушли на второй план с первым домашним заданием. Я не смогла осилить материал! Просто не смогла справится с заданием, оказавшись совершенно не готовой к такой нагрузке…

По сравнению с моей старой школой эта лучше в разы и программа оказалась не подъемной для меня. В моих знаниях — огромные пробелы, которые не позволяют мне усваивать новый материал.

Накатывает паника. Я не справляюсь…

Пришлось засесть в библиотеке в попытке нагнать пропущенное. И я не знаю смогла ли бы я справится, если бы моя новая подруга не являлась гением математики.

Луиза — хваткая, цепкая, восприимчивая к новой информации, которую впитывает, как губка. Сидя рядом со мной, она с легкостью решает то, что никак не укладывается в моих мозгах. В этом ее необыкновенная одаренность. Все точные науки ей даются на порядок легче чем другим. Кажется, мне очень повезло, что она возится со мной, пытаясь помочь заполнить пробелы:

— Адель как можно не понимать это — логарифмическая функция! Легко ведь, смотри — усердно водит пальцем по своим конспектам Луиза, а у меня от этих цифр с переменными голова трещит. В висках бьется мысль:

— Я не смогу… Я не смогу и вылечу к чертям после первых же экзаменов.

— Эй, — машет рукой перед моими глазами подруга, пытаясь достучаться сквозь мою истерику — Прием… Земля вызывает!

Я в упор смотрю на Луизу и растерявшись шепчу:

— Я не понимаю. Ничего не понимаю… Меня исключат…

Прячу лицо в ладошки, уже готовая разрыдаться от накатывающей истерики. Однако, моя реакция лишь веселит подругу. Луиза оттягивает мои руки, заставляет посмотреть себе в глаза. Произносит спокойно и четко, пытаясь достучаться до меня:

— Адель, послушай меня! Успокойся! Ты думаешь, что те качки — футболисты прям виртуозы точных наук?! Да ладно, футболист и книга — это вообще из разряда фантастики.

Никто нас не исключит! Мы нужны для рейтингов, которые за счет наших талантов будут расти. Так что, подруга, не будь дурой и соберись уже.

Здесь нет ничего сложного, осилишь. Я объясню!

Вглядевшись в острое смуглое личико Луизы, я понимаю, что не готова сдаться! Сцепив зубы, я фокусируюсь лишь на листах испещренных математическими символами.

Другого пути у меня нет. Только вперед. Я обязана наверстать! Не смотря ни на что. Все мои переживания загоняются в самые глубины сознания.

Я не могу себе дать слабину и позволить акцентировать внимание на продолжающихся бесконечных подколах и неприятных репликах, косых взглядах и прочих атрибутов неуважения к нищенке в моем лице со стороны школьной элиты.

Главная цель — продержаться и закончить эту чертову школу, которая оказалась так далека от придуманных мною идеалов! Сейчас мне предстоит нагнать материал, нет времени для душевных терзаний и метаний. Плакать я буду потом.

Единственной отрадой в школе становились уроки музыки в общих группах. Но и то это продлилось не долго.

Однажды занятие музыки прервал стук в дверь, которая открылась, не дожидаясь позволения миссис Роуз — нашего педагога по вокалу. В проеме появился высокий сухощавый блондин, элегантный и ухоженный.

— Мистер Уильямс! — встрепенулась женщина, вставая, однако мужчина мало обращал внимание на окружающих, его взгляд был устремлен в глубь классной комнаты, которая в этот ранний час утопала в солнечном свете.

— Адель Соммерсье. — четкий приказ и я встаю, подпрыгнув.

— Госпожа Роуз, — легкая пауза и мужчина степенно проходит в глубь класса. — С сегодняшнего дня я лично беру шефство над этой ученицей. Мисс Соммерсье освобождается от общих занятий. Ей предстоит подготовка к грядущему конкурсу.

Мужчина кивает, давая понять, чтобы я следовала за ним. Я еще не подозреваю, что именно сейчас начинается настоящий ад.

Мистер Артур Уильямс, руководитель по культурной линии развития школы, с первого совместного занятия буквально уничтожил меня своей критикой, разбив мое умение в пух и прах. И мне уже начало казаться, что то, что меня выбрали — было ошибкой, ведь я не умею ничего.

Оказывается, мое пение и восприятие музыки — это крупицы. Музыка — это своего рода наука, которая состоит из правил, знаний истории, сольфеджио и много чего еще.

С каждым последующим занятием я убеждалась, что я со своим природным талантом не более чем пустое место…

Артур Уильямс оказался человеком педантичным, вспыльчивым, не дающим спуска и пресекающим малейший намек на ошибку. Сухой как палка, ровный, резкий. Жесткий в своей критике. С каждым занятием он выкорчевывал из меня всю веру в свой талант, заставляя стремится к определенному идеалу известному лишь ему.

— Нет, Адель. хватит! Я не слышу мелизмов! — резко прекращая игру на рояле Артур поднялся. Его осанка была безукоризненной, дорогой костюм без единой складки, сидел как влитой, подчеркивая худобу, а большая яркая бабочка — в горошек под самым горлом, выдавала нестандартность характера.

В целом мой преподаватель — мужчина видный и эффектный, но странноватый, полностью подаривший себя своему делу, музыке. Он курировал всю музыкальную структуру школы, в его подчинении был и школьный оркестр и хор и бюрократический аппарат.

Он был руководителем, но взялся учить меня лично, заметив что-то для себя интересное. Однако, я его вывожу своей абсолютной безграмотностью в его понимании. Мой талант — природный. До последнего времени я не владела ни нотной грамотой, ни определенной техникой, не знала тонкостей. Напор этого преподавателя заставлял меня теряться.

— Что такое голос, мисс Соммерсье? — приподняв бровь и вцепившись в меня острым темным взглядом, спросил мужчина, но, стоило мне попытаться открыть рот, как он продолжил, взмахом руки призвав меня к молчанию. — Не стоит разочаровывать меня глупым ответом. Вопрос был риторическим:

— Голос является инструментом самовыражения для певца или певицы!

У этого человека интересная черта — подчеркивать свою речь взмахами красивых ладоней, управляясь ими словно дирижер палочкой. Я смотрю на эти руки как завороженная, вот они взмывают ввысь в театральном жесте, затем опускаются, словно, поникнув от негодования, что переполняет моего учителя: