Небратья - Александр Тамоников

Он скинул шлем, быстро избавился от камуфляжной куртки, стащил бронежилет, сковывающий движения. Потом Горденко пяткой выломал штакетник, расширил дыру руками и выбрался в заросшее чертополохом пространство между оградами.

Концентрация максимальная, все ненужные чувства побоку. Он пополз по переулку, вжимаясь в землю.

Дьявол! Антон только сейчас сообразил, что автомат пустой, а подсумок он скинул вместе с курткой. Молодец, капитан, так держать!

Тени сквозили где-то вдалеке по рассветному пространству. Хорошо, что Горденко остановился и посмотрел назад. Боевики прорывались через противоположную ограду.

Понятно! Гады хотят уйти по соседскому участку. Единственное решение – двигаться параллельно.

Капитан так и сделал – выломал доски из ограды напротив, пролез, обжигаясь о кривые гвозди. Ветки хлестали его, как банный веник. Он бежал по дорожке мимо душевой за клеенчатой занавеской, каких-то бочек, врытых в землю.

Хлопнула входная дверь в нарядном частном домике. Хозяин в страхе вбежал внутрь и заперся. Голосисто лаяла собака. Слава богу, что на соседнем участке.

Антону никто не препятствовал. Он промчался мимо дома, растоптал какую-то клумбу, помял колючий крыжовник, вокруг которого стояла невысокая оградка.

Снова переулок. По счастью, здесь Антону не пришлось ломать забор. В нем была калитка.

Капитан отомкнул щеколду, выбежал наружу, опомнился, прижался к забору, затаил дыхание. Нужные чувства обострялись, как температура при гриппе. Разум отсекал все лишние звуки, слух улавливал лишь хрипы и сдавленное мычание. Боевики бежали параллельным курсом где-то метрах в семидесяти и тоже выходили в этот переулок.

Уйдут же, черти! И стрелять в них нельзя. У бандитов заложники. Да и из чего, черт возьми, прикажете вести огонь? Из перфоратора, который Антон видел у какого-то сарая? В какую сторону подадутся негодяи?

Трещали доски непрочных оград. Противник уже был в переулке. Он приближался! Звери бежали на ловца, который по рассеянности остался без патронов.

Местечко безлюдное, все попрятались, полицейские и спецназовцы остались где-то в стороне. Переулок изгибался, и это играло на руку Горденко. Боевики его пока не видели.

Он помчался в обратную от них сторону, к выезду на Первомайскую улицу, но не добежал до нее. Проезжая часть здесь расширялась. Рядом высились кирпичная глыба подстанции и трансформаторная будка. Заборы сошли на нет, повсюду громоздился кустарник.

Рядом с будкой стоял полицейский «УАЗ» с погашенными огнями и выключенным двигателем. Из выхлопной трубы вился сизый дымок. Ничего себе сюрприз!

Капитан бросился к машине. В салоне никого, в замке зажигания торчал ключ. Это в какой же спешке убегали бравые полицейские, что оставили бандитам такой роскошный подарок?!

Антон заметался. Через несколько секунд поганцы побегут мимо. Они не пройдут просто так мимо этой машины, как пить дать заглянут в нее.

Авантюрная жилка подсказала капитану решение. Он бросился к зарешеченному заднему отсеку, в просторечии именуемого обезьянником, рванул дверцу. Последовал еще один сюрприз – она открылась! Кого-то, похоже, пора увольнять из этой чертовой доблестной полиции.

Горденко скрючился в грязном отсеке, провонявшем бомжами.

«Замечательно, капитан! – успел он подумать. – Скоро ты будешь слушать траурный марш Шопена. Лежа».

В следующий миг Антон выгнал прочь неудобные мысли, сжался в пружину. Бандиты бежали, тяжело дыша, волочили заложников.

– Тархан, тут машина!

Кто-то распахнул дверцу. Закричал ребенок. Бандиты продолжали волочь заложников на себе, используя в качестве щитов.

– Тархан, тут никого. Менты ключи нам оставили! – хрипло выдохнул боевик украинской национальности.

– Быстро, братья! Сейчас мы сделаем ментов, мать их!..

Антон понял, что этот голос принадлежал главарю. В нем звучали торжествующие, практически победные нотки.

– Бабу и щенков в обезьянник, да запереть!..

Все трое бросились к задней дверце, распахнули ее. И началось! Никто не понял, что за чудище вырвалось из душной клетки. Дикий рев, перекошенная пасть. Нечто жуткое свалилось им на головы и принялось кромсать голыми руками!

Тархан и опомниться не успел, как кто-то оторвал от него женщину, в которую он вцепился, как в родную маму. Суровый удар под дых согнул бандита пополам. Белый свет завертелся перед его глазами, перехватило дыхание. Он рухнул на колени, уцепился за живот и изверг из себя все, что съел за последние часы, но не успел спустить в унитаз.

Артур получил в личико с такой силой, что треснула кость, а глаз превратился в яичницу. Он выпустил из рук ребенка, и пацаненок на корточках кинулся прочь. Гад свалился как подкошенный, закрыл ладонями физиономию и заорал с таким чувством, что включилась сирена у какой-то машины, стоявшей где-то за оградой.

Петро заверещал, как подорванный, швырнул Антону девочку, которую прижимал к себе, и пустился наутек. Капитану пришлось потерять драгоценные секунды. Детей он любил, хотя к тридцати трем годам так и не удосужился обзавестись собственными. Он поймал ребенка, опустил на землю.

Впрочем, пробежав несколько метров, Петро вспомнил, что у него есть оружие. Он развернулся в прыжке, вскинул ствол.

Стрелять Антону было не из чего. Капитан схватил за ствол автомат, оброненный Артуром. Пальнуть он никак не успевал, поэтому просто швырнул оружие в перекошенную рожу, расколол нижнюю челюсть.

С верхней Антон разбирался уже в ручном режиме. Он налетел на врага, как голодный коршун, и бил, наращивая мощь ударов. Даже когда Петро закатил глаза и свалился, Горденко не стал останавливаться, продолжал превращать рожу бандита в труху.

Потом капитан опомнился и кинулся к Тархану. Тот уже поднимался, держась за живот, и силился передернуть затвор. Капитан одним ударом сломал ему ключицу, затем и вторую – для симметрии. Бандит хрипел, ворочался в собственной рвоте.

Артуру дополнительная обработка не требовалась. Он потерял сознание, а возможно, и жизнь, если кости раскроенного черепа впились в мозг.

Земля не держала капитана. Голова у него кружилась, ему мерещились какие-то зебры, бегемоты, пони, бегающие по кругу. Кричали дети.

Он в изнеможении опустился на колени. Картинка в глазах становилась нечеткой, дряблой. Слишком много энергии вышло из него в последнюю минуту.

К нему бежали какие-то люди, в форме и без, голосили женщины, которым, как всегда, надо было больше всех. Сердобольные тетеньки подхватывали на руки детей, избавленных от статуса заложников. Кто-то помогал подняться потрясенной Аминат.

Мелькала знакомая форма его ребят. Подскочили, тяжело дыша, Воронец с Кабановым, схватили Антона под локти, чтобы минуту славы он встретил в вертикальном положении. Минутная слабость прошла. Горденко отказался от услуг товарищей, которые хлопали его по плечу.