Человек у реки (сборник) - Евгений Ставцев

У меня были две причины посетить мастера. Во-первых, я хотел заказать ему рамку для репродукции картины любимого мной художника Виктора Степанова; а во-вторых, попросить прощения за то, что давно не навещал его.

У дяди Гены часто бывали художники, скульпторы, фотографы, искусствоведы и прочая творческая публика. Одни из них делали заказы на рамки, другие просто приходили поболтать о насущном и прекрасном. Нужно заметить, что большинство посетителей багетной мастерской были наделены окладистыми бородами разных размеров и длинными волосами, сплетёнными в косички и хвостики на любой вкус. Как подтверждают многочисленные наблюдения, большой процент художников-мужчин как раз предпочитают носить бороды и длинные волосы, создавая тем самым стереотипный образ внешнего вида художника.

Вот и на этот раз в мастерской оказались гости. За небольшим деревянным столиком, придвинутым к окну, сидели молодой человек с девушкой. Они пили чай и рассматривали акварельные и графические рисунки из толстой потёртой папки.

Увидев меня, дядя Гена обрадовался, крепко пожал мне руку и, радушно похлопав по плечу, пригласил сесть за стол. Он представил мне своих гостей. Они оказались выпускниками художественно-графического факультета. Начинающих художников звали Павел и Олеся. Поскольку я так же уважительно отношусь к изобразительному искусству и имею некоторую склонность к рисованию, мы быстро нашли общий язык и разговорились.

Я поинтересовался у молодых людей учёбой и студенческой жизнью на факультете; проблемами, с которыми сталкиваются начинающие художники после окончания института; стилями, жанрами и направлениями в живописи и в графике, их личными творческими пристрастиями.

Оказалось, что Олеся специализируется на пейзажной живописи и является редким для нашего времени художником-анималистом, рисующим животных. Павел так же писал пейзажи как наиболее востребованный у широкой публики жанр живописи, но своим главным пристрастием считал портреты.

Мы разговорились, шутили, где-то даже спорили. Ребята показывали свои рисунки и эскизы, которыми была наполнена их потёртая картонная папка. Дядя Гена, получавший удовольствие от душевного общения, подливал нам в кружки крепкий чай, и мы снова разговаривали, шутили и спорили.

С того самого момента, когда я появился в мастерской, до пятой кружки чая, когда наша ознакомительная беседа уже перешла в дружеское общение, меня не покидало чувство некоего дискомфорта, который возникал во мне при мимолётных, но очень острых и даже пронизывающих взглядах, которыми меня периодически одаривал Павел. Изредка он наклонялся к Олесе и что-то шептал ей на ухо, после чего девушка бросала на меня такой же острый и бескомпромиссный взгляд, как и её товарищ.

Когда была выпита пятая кружка чая, а состояние, дарившее за столом, можно было назвать нерушимой дружбой до скончания времён, я, чтобы покончить с чувством дискомфорта, всё-таки решился задать вопрос художникам.

– Павел! Вы, должно быть, хотите написать мой портрет, судя по Вашим пристальным и изучающим взглядам, которыми Вы меня периодически подвергаете? Или, может быть, я ошибаюсь, и мне это только кажется?

Юноша смущённо улыбнулся и, выдержав паузу, сказал:

– У нас такое ощущение, что мы с Вами уже встречались. Причём встречались при очень интересных обстоятельствах.

Я удивлённо приподнял брови и стал копаться в памяти, где я раньше мог видеть такую обаятельную пару молодых художников. Как ни старался, я ничего не вспомнил.

– Нет, ребята, – ответил я. – Вас бы я обязательно запомнил. К сожалению, а может быть, к счастью, мы с вами нигде раньше не встречались.

– Вы уверены в этом? – твёрдо произнёс Павел.

– Абсолютно! – парировал я.

– Тогда что Вы скажете на это? – Павел достал из потёртой папки лист ватмана и протянул его мне.

Взглянув на рисунок, я чуть не лишился дара речи, мелкая дрожь пробежала у меня по спине, в горле пересохло, несмотря на выпитые до этого кружки чая. Дядя Гена даже присвистнул от удивления и привстал со стула, чтобы лучше рассмотреть изображение.

– Какая техника исполнения! Высший класс! – выдохнул из себя дядя Гена и добавил: – Замечательный портрет!

Я держал перед собой лист ватмана и не верил своим глазам. Я смотрел на свой собственный портрет.

Не то чтобы приблизительное сходство, а почти фотографическое изображение моего лица было выполнено безукоризненно. Всё до мелочей, до малых деталей было показано на портрете – форма носа, углы рта, прищур возле глаз, родимое пятно на левой щеке, ещё одно под правым глазом, вот только борода мне показалась немного неприбранной, неподстриженной и волосы растрёпаны, словно тронутые ветром.

Отрицать, что на портрете изображён я, было глупо. Но откуда взялся этот портрет, я не мог объяснить.

Переведя дух, я спросил у Павла, кто является автором этой работы.

– Этот портрет мой, – спокойно произнёс Павел. – Но рисовал я его больше по эскизу и по памяти. И теперь могу убедиться воочию, что память меня не подвела, как, собственно говоря, и рука тоже. Трудно было Вас тогда уговорить мне позировать, да и не до этого было. Эскиз я сделал украдкой, почти в темноте, при свете костра. В остальном я полагался на свою фотографическую память. Каждую свободную минуту я разглядывал Ваше лицо, его особые приметы, морщины, углубления, родинки…

Как бы Вы ни были тогда против, я всё-таки смог нарисовать Вас и неожиданно, что здесь сегодня могу Вам вручить этот портрет в знак благодарности за Вашу помощь, которую Вы нам оказали тогда на склонах Конжака. Я знаю, что и сейчас Вы будете всё отрицать, как и в прошлый раз, но знайте, что если бы не Вы, мы бы сейчас здесь не сидели. Нас просто не было бы в живых – ни Олеси, ни меня, ни нашего малыша…

– Стоп, стоп, стоп! Хватит! Довольно! – взбесился я, вскакивая со стула. – Какой малыш? Какое спасение? Какой, к чёрту, Конжак? Я ничего не понимаю! Что всё это значит?! Это похоже на какой-то розыгрыш!

Юноша с девушкой бескомпромиссно смотрели на меня, а дядя Гена недоумённо разводил руками, совершенно не понимая, как объяснить происшедшее.

– Но Вы же не станете отрицать, что на портрете Вы – спросил Павел.

Я растерянно смотрел на портрет, как в зеркало и не знал, что сказать в качестве оправдания.

– Сходство, конечно, есть…, – наконец выдавил я из себя.

– Старик, да это ты в мельчайших подробностях до неприличия, – перебил меня дядя Гена, – только шевелюра и борода на рисунке покосматее, чем сейчас.

– Паша изобразил на портрете Вашу внешность, – сказала Олеся, – но, несмотря на то, что мне тогда было тяжело, я хорошо запомнила Вашу фигуру, манеру держаться, Ваши движения, Ваш голос и особенности разговорной речи. Хотя говорили Вы мало и больше молчали.

– Приятель, признавайся, где ты прячешь своего брата-близнеца? – посмеялся дядя Гена.